Я покажу тебе рай
Автор: Iluvatar
Фэндом: Francisco Bosch
Пэйринг или персонажи: James Forbat/Francisco Bosch
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, POV
Статус: закончен


Описание:
Странная история любви.
Никаких клубов и алкоголя, никаких женщин и борделей, только любовь и философия.

Примечания автора:
Фанфик не бечен, так что не обращайте внимания на ошибки. Почти вся иформация в рассказе взята из реальной жизни Франциска.
Спящий прекрасный Франциск:33.media.tumblr.com/b2c834e8e658898f55e51dafe86...

Как известно, люди делятся на три основных вида ориентации: гомосексуальность, бисексуальность и гетеросексуальность. Есть еще асексуалы, и пансексуалы. Так вот, я не мог определить себя ни в одну из них. С раннего детства и по сей день я не мог определиться со своей ориентацией, я был слишком занят работой и творчеством, на знакомства не оставалось свободного времени. Девушки меня не интересовали, но и геем я себя не мог назвать. Из-за воспитания и общества, где геи подвергались дискриминации и насмешкам, я не мог считать себя тем, над кем надсмехается или кого ненавидит все человечество, все религии и все общества. Мужчины привлекали меня чисто эстетически, я восхищался сильным мужским телом, и хотел быть таким же. До асексаульности мне далеко, читать дальшетак как я был не лишен эротических фантазий, и мечты, что когда-нибудь я встречу свою половинку. В фантазиях объект моей любви был лишен всякого пола и конкретного образа. Быть может, я думал о том, что когда-нибудь женюсь на хорошей и благородной деве, заведу семью и детей, как все нормальные люди. Пока что, я не встретил ни одной «благородной девы». В современном мире женщины превратились в развязных шлюх, тупых дур или просто в скучных серых мышек, уткнувшихся в айфоны, обсуждающие прически и макияж, и прочую скукоту . А так, вообще, я старался не думать о личной жизни, посвящая все мысли работе. Балет стал моей главной страстью. Но настал тот день, когда один человек изменил всю мою жизнь. Помню, была репетиция, за окном было пасмурно, как и всегда в Лондоне. Солнечные дни тут большая редкость.
Наш директор зашел, и с радостным лицом объявил:
- Внимание! У нас будет пополнение. Сегодня, из ста человек отобрали лучших, восемь человек войдут в наш ансамбль.
Директор назвал по листку все имена. Кто-то обрадовался. Я не особо заинтересовался, и продолжал тренировку. Когда нам представили новых танцоров, я заметил одного высокого и красивого юношу, который привлек мое внимание сразу. Трудно было описать свои чувства, но я просто заинтересовался им. Идеально сложенный, стройный, с иссиня-черными волосами, зачесанные назад, и женственными чертами лица и тела. По национальности трудно определить кто, но мне показалось что-то восточное. Одет он был элегантно: черные узкие брюки, и черная водолазка. Он казался мне тихим и странным, вроде как улыбался как все, отвечал на вопросы директора, кивал, что-то объяснял, но… в его глазах и манерах чувствовалось что-то странное. Сцеплял тонкие пальцы, но не жестикулировал, часто опускал глаза, и отводил взгляд. Я понял, должно быть, что он гей. Не манерный, не грубый и не женственный. Скорее, таинственный, загадочный. В душе было по-прежнему пусто и тоскливо, но некая искра заинтересованности мелькнула между нами. Однако, я отнесся к нему с подозрением, мало ли что, я слыхал что геи очень развращенные, испорченные и эгоистичные люди. Я также слышал, что такие люди помешаны на сексе, и только и делают, что охотятся на мужчин, и мечтают затащить в койку первого встречного. Да, я испугался, что он может пристать ко мне. Я славился красивой мужественной внешностью на весь театр, все женщины сходили с ума, а мужчины завидовали. Так что, я реально испугался.
Но он даже не смотрел на меня. Я почувствовал неприятный укол. Он презирает меня, или что? Я противоречил сам себе и почувствовал стыд. Прогнав дурные мысли, я решил первым подойти к нему:
- Здравствуйте. Мое имя Джеймс Форбат, я главный танцор королевского лондонского балета, - я протянул ему руку, чтобы поздороваться. Он очаровательно и солнечно улыбнулся, обнажая белоснежные ровные зубы, и поздоровался; его узкая и тонкая ладонь была прохладной:
- Очень приятно познакомиться. Я Франциско Босх, из Испании.
Он говорил с сильным акцентом. Испания? Он был похож больше на перса, нежели на испанца. Характерный горбатый и высокий нос, длинный и узкий, удлиненное лицо, тонкие аккуратные губы, и удлиненные темные глаза. Похож на моего одного приятеля из Ирана. Но красивее. Это я сразу признал, что Франциск красив, но красота у него специфическая, не меинстримная.
- Сколько вам лет? – спросил я.
- Семнадцать. А вам?
- Мне двадцать.
Он выглядел старше своего возраста, а в лице и взгляде уже не ощущалось беззаботной детскости. Между нами завязался непринужденный разговор. Он оказался вежливым и воспитанным юношей, доброжелательный, немного стеснительный, он отводил взгляд каждый раз, когда я смотрел на его лицо. С ним было приятно разговаривать.
“Внутренняя красота редко совмещается с внешней” говорят у нас, а с Франциском было не так. Его сердце оказалось столь же прекрасным, как и внешность. Он многое знал, человек интеллектуально развитый, но не сухой и не пытающийся выставить себя умником.
Когда он стал танцевать, я увидел, насколько его тело было гибким и грациозным. Оточенные движения, красивые и четкие, он принимал невероятные даже для балета позы, не испытывая никакого дискомфорта. Даже я так не смог бы… почувствовал укол зависти и чего-то еще. Франциск в танце был изумительно чувственным, сексуальным, он принимал нескромные полуэротические позы, но в его исполнении они выглядели не вульгарно, а гармонично, я смутился как школьник, но не от отвращения.
«Ну и кто в итоге гей?» противно пискнуло подсознание. Я сказал ему «Заткнись, не твое дело».
Каждый день, кроме выходных, Франциск приходил на тренировки, скоро должно состоятся выступление. Он подружился с другими танцорами, и теперь, все внимание переключилось на него, а не на меня...
Наш первый совместный концерт удался на славу. Франциск показал свое мастерство во всей красе, и хотя я знал, что его никогда не поставят на роль главного солиста, все же, я чувствовал зависть. Он не был пронырливым или льстивым, он не ластился к публике, и не преклонялся перед начальством, не ходил по головам, ради меркантильных целей, с равными, высокими или низкими по статусу, он обращался одинаково вежливо и сдержано. Это большая редкость в современном мире. Особенно в мире искусства, где зависть бурлила как вулкан, а любой старался выбиться вперед, даже ценой предательства и гнусности. Я помню бурю страсти и эмоций, которые он излучал на сцене, захватывающие и гипнотизирующие движения танца, имитирующие битву. Мы ставили «Трою» и он играл Патрокла, а я играл Ахилла. В финале, Патрокл пал, и я держал его в своих руках, видел, как замирает его грудь, чтобы казаться мертвым. Я кричу отчаянные слова полные скорби по утерянной любви, он едва улыбнулся. Франциску было смешно? Он не умел играть. Он прекрасно танцевал, возбуждал воображение, гипнотизировал, но не очень хорошо изображал эмоции.
Я общался с ним, и по мере, узнавал о нем все больше, он был странным... Мы так подружились, что стали общаться вне работы. Однажды, он пригласил к себе домой, я согласился. Договорились что я приду в семь вечера.
Я оделся в лучший костюм, купил фрукты и конфеты, и пошел по указанному адресу. Внутри я почувствовал себя глупо, будто я иду на свидание.
Трехэтажный дом находился на тихой улице Лондона, где много деревьев, и кустов, около дома цвели сирени. Я остановился около двери. Вышла какая-то старуха, поздоровалась со мной, я спросил ее:
- Вы случайно не знаете Франциска Босха?
Она ответила:
- Да, он тут снимает третий этаж. Хороший парень, недавно приехал. А вы его друг?
- Да, друг. Спасибо.
На нужном этаже, я позвонил в дверь, Франциск сразу открыл, будто караулил. Он улыбнулся, и радостно обнял меня. Впервые. Так странно ощущать тепло его рук, порывистое дыхание, запах тонких духов... я смутился, и стоял как дурак, с идиотской улыбкой. Не успел даже приветствовать его.
- Заходи! Я ждал тебя, думал, что ты не придешь. К твоему приходу я испек печения, попробуешь? - он взял мои пакеты, помог снять пиджак.
- Да, конечно, - ответил я, провожая взглядом его изящную походку от бедра. Он был одет как всегда элегантно и красиво, в темные тона. Волосы у него достигали до плеч, ровные и шелковистые, я хотел потрогать их, но стеснялся. Его комната была просторной, светлой и приятной, много книг, вазы с цветами, лиловые занавеси, красная мебель и красные ковры. Он усадил меня за стол, разложил конфеты, печения и фрукты, налил мятный чай, я заметил, что от волнения у него дрожали пальцы. Он все еще не смотрел мне в глаза. Мое сердце сильно билось.
- Почему ты смотришь на меня так? – вдруг спросил он серьезным тоном. Я опешил и отвел взгляд:
- Эээ, я просто задумался.
- О чем?
- О том что… в общем, неважно. Ты какие фильмы любишь? – спросил я, лишь бы не молчать.
Он сел напротив меня, и ответил:
- Разные. В основном, фантастические, сказочные, или мистические.
- Я тоже. А еще люблю юмор и драмы. И старое кино. А какая любимая музыка?
- Из любимых – фолк, транс. По сути, мне неважен жанр, мне важна суть и красота музыки, чтобы она поднимала тебя, возвышала, вдохновляла, - он коротко взглянул на меня, и протянул мне поднос с печениями. Я взял пару штук, они оказались очень вкусными.
- А есть ли у тебя кумир? – спросил я. Он ответил, голос у него был негромкий:
- “Не сотвори себе кумира”. Нет, я никогда не пытался кого-то копировать, или кому-то подражать. Я шел своим путем сам по себе, и ни на кого не ровнялся.
Вот этого я не ожидал. Хотя… сейчас настал момент задать вопрос о его ориентации. Я все еще боялся спросить, потому что не знал, как он отреагирует. Может он оскорбится и выставит меня на улицу, а потом перестанет общаться со мной.
По стеклу забарабанил дождик, на подоконнике стояла ваза с одинокой лимонной розой. Мы пили чай, ели то что было на столе. Я набрался храбрости, и сказал:
- Фран, ответь мне на один вопрос, только без обид, хорошо?
- Пожалуйста, задавай.
- Ты гей?
- Да, - просто ответил он, даже не удивившись. Я закусил губу, не зная, что сказать дальше. Как я не старался, он все же заметил мое замешательство. Франциск нагнулся ко мне, в его глазах блеснул огонек, он тихо сказал:
- Понимаю, я не такой как все, чуждый и странный, но я знаю; не ориентация красит человека, а его добрые дела, мысли, цели. Не важно кого ты любишь, важно кто ты есть. Люди так помешаны на теле, им так важно сколько тебе лет, какой ты нации, с кем спишь, кого любишь, сколько зарабатываешь, какого ты статуса. Мораль и доброта перестали имеет значение в этот век позора и лжи. Деньги и престиж стали мерилом всего. Я выше этого. Зачем мне оправдываться перед обществом? Людей так волнует общественное мнение, если я буду следовать их предрассудкам, что я получу? Никому не будет дела, если я буду умирать. Так зачем мне делать что-то вразрез велению души и сердца?
Он прав, как же он был прав! И все же, мой обусловленный ум не хотел воспринимать его слова. Пережитки прошлого слишком сильны. Мой отец был гомофобом, он всегда плохо относился к геям, смеялся над ними, считал их больными извращенцами.
Франциск выпрямился, у него была потрясающая ровная осанка.
«Неужели и он извращенец?» - сказал внутренний голос. «Нет, не верю, он не такой» ответил я.
Я заметил, что он стал печальным, он перестал улыбаться, хотя по-прежнему был со мной очень учтив и дружелюбен. Мы говорили о разных вещах, я больше не возвращался на тему ориентации. Он сказал мне, что верит в Бога, и в его видение, Бог добрый и всепращающий.
***
Время шло, весна сменилась летом. У нас был отпуск на две недели, я думал о том, в какую бы страну поехать. Денег у меня было много, так что о цене я не беспокоился. Решил на Гавайи, где пальмы, белый песок и синее море, все туда ехали, вот и я решил. Одному было скучно и неинтересно, поэтому я пригласить Франциска, при этом я все-таки побоялся за мнение людей; вдруг пойдут слухи о том что я гей, и встречаюсь с Франциском?.. Ладно, была не была, я пришел к нему и сказал о своем предложении. Он обрадовался, но решил, что ехать в Гавайи банально, и сказал:
- Я хотел бы в Индию. Давно мечтал побывать в этой необычной стране. Сначала в Мумбай, потом двинутся на север. Это страна духовности и мудрости, ярких красок, контрастов и храмов.
Я не стал спорить, ему виднее. Действительно, Франциск был странный. Какие еще неординарные вещи он раскроет о себе? Я улыбнулся. Мы купили билеты, и вот, в назначенный день, уже сидим в самолете. Во время взлета, он взял меня за руку, сжимал мою ладонь. Мое сердце стало биться чаще, и в голове промелькнула мысль, что мне не будет страшно умирать, если рядом со мной будет Франциск.
Индия встретила нас душным жарким воздухом, ярким солнцем и восточным колоритом. Мы взяли один номер на двоих, и пошли осматривать город. Он держал меня за руку, я не сопротивлялся, потому что увидел, что в Индии многие мужчины держались за руки. Мой красивый испанский спутник многое знал об Индии, он рассказывал, какие тут обычаи, религия, мифология, достопримечательности и интересные факты. Мы выпили два кокоса, и попробовали знаменитые индийские сладости.
В гостинице, после долгой прогулки, он пошел в номер, а я остался внизу, чтобы проверить интернет. Ничего нового я не узнал, разве что мой друг написал мне; «Ты в Индии? да еще с Франциском? Поздравляю вас»
Я сначала не понял, что он имел в виду, а потом дошло. Он всегда был падок до шуток и подколок, вот и сейчас… намекал. Так и знал, что пойдут нелестные слухи.
Злой, я зашел в номер, по мокрым волосам и халату, я догадался, что Франциск после душа. Теперь он готовился к сну. Махровый короткий халат открывал его длинные красивые ноги, он будто дразнил меня. Или мне опять мерещиться то, чего нет?
Я разделся и лег рядом, думая о том что двое красивых молодых мужчин в одной кровати это как минимум странно. Двухместная кровать была огромных размеров, с балдахином, да, роскошный номер мы взяли. Франциск снял халат, обнажая гладкую бархатную кожу, и тихо вздохнул; шелковая прохлада приятно ласкала кожу. Он иногда поглядывал на меня, я не мог прочесть его эмоции. Я лежал как бревно, стараясь быть сдержанным, а он видимо чувствовал себя комфортно.
Вдруг он сказал:
- Я впервые сплю с другим человеком в одной кровати.
Я поднял брови, и с языка сорвался дурацкий вопрос:
- Ты что, девственник?
- Да. Мне всего восемнадцать, я даже ни с кем не целовался, - весело проговорил он, и закутался в простыню с головой. Он смотрел на меня через щель и спросил:
- А ты что, нет?
- Ээ, нет, я девственник! Просто… я думал, что ты… - я запнулся, и прикусил язык. Он понял, но не стал ничего говорить. Я благодарил Бога за его прекрасный и учтивый характер. Он пожелал мне спокойной ночи и быстро заснул. Перед тем как заснуть, он шептал себе под нос слова, наверное, молитвы.
Мне снились странные сны, я видел его, он улыбался мне и звал куда-то. Затем обнял и сказал, что любит меня, я не удивился, а думал так, как будто это обыкновенное дело. Все было на эмоциях, я не думал логически, мы оказались в белом павильоне. Помню горячие поцелуи и объятия, мокрые от слез щеки, и бесконечные слова любви... Когда я проснулся, была еще глубокая ночь, Франциск мирно спал рядом, и выглядел так мило и невинно. Пышные ресницы подрагивали, и отбрасывали длинные тени, а розовые губы так и тянули поцеловать их. Не осознавая, что я делаю, нагнулся над ним, и прошептал:
- Прекрасный ангел, зачем ты меня мучаешь?
И поцеловал его в веки, и губами ощутил гладкость его кожи. Он не проснулся. Я почувствовал, что плачу, острая боль пронзило сердце, я задыхался. Это было невыносимо. Я не мог сопротивляться с самим собой. Уткнувшись в подушку, я пропитал ее своими слезами. Любовь отнюдь приносит не только радость, но и боль.
Я не понимал, почему это происходит? Почему я влюбился? Что это было, и любовь ли это? Я не знал. Я задавался вопросами, анализировал, и думал. Я гей? Уже неважно, Франциск занимал все мои мысли. Прекрасный и юный, как ангел, заботливый, добрый. Он будто не замечал моих мучений, говорил что-то, половину из того я даже не понимал. Я просто слушал его голос, и поймал себя на мысли что между нами нечто больше чем просто дружба, но любовь ли это?..
Хотелось обнять его, и не отпускать. Из Мумбая мы двинулись дальше, на север. Индия радовала буйствам красок, музыкой, вкусной едой, яркими одеждами. И конечно храмы, Франциск не пропускал ни одного, любовался барельефами, изумительными статуями индийских богов, архитектурой. Прикола ради, мы заглянули к индийскому астрологу, который раскрывал прошлые жизни и предсказывал судьбу. Старый человек, с добрым и мудрым взглядом, он удивился, когда держал Франциска за ладонь, и вычислял его данные.
- Кем я был? – спросил Франциск.
- Ты был прекрасным танцором, из страны роз. Ты был частью великого царя, правившего в той стране.
Франциск посмотрел на меня и я не смог различить его мыслей и эмоций. Когда настала моя очередь, астролог сказал о моей предыдущей жизни:
- Много людей было в твоей власти, ты был гордым и амбициозным. Я вижу тебя с мечом, ты шел впереди. Ты погиб молодым, но слава твоя жива по сей день.
- Я был царем? – недоверчиво спросил я. Он ответил:
- Да, ты был царем. Ты правил страной роз.
Мы, точнее я был в шоке. Когда мы вышли, Франциск пояснил мне:
- Страна роз, это Гулистан, так называли Персию.
- Значит, я царь Персии. И кто же? Кир, Артоксеркс, Дарий?
Франциск взглянул на меня и улыбнулся:
- Я знаю только одного правителя Персии, гордого и амбициозного, идущего с мечом впереди других, умершего молодым, и завоевавший бессмертную славу.
- Боже. Это Александр! – дошла до меня истина.
- Александрос Магнус, величайший из Александров.
Я не знал, верить ли такому счастью. Я спросил его:
- Значит ли это, что ты был возлюбленным Александра? Он сказал, что ты был частью царя, ты был персидским танцором…
- Я знаю, что у царя был возлюбленный Багоас, прекрасный евнух танцор и вельможа, единственный мужчина, с которым у него были доказанные интимные отношения. Возможно, в этом что-то есть.
Он лукаво взглянул на меня, я снова смутился, и вдруг вспомнил, что так оно почти и было. В смысле, когда я увидел Франциска, то подумал что он перс, и он ведь так прекрасно танцевал. Вполне возможно, что в следующем перерождение, он унаследовал свою красоту и талант. Что до меня, то да, во мне кипели амбиции, и это было плохо. Я старался исправиться. Жаль, что я не помню прошлой жизни, а может это и лучшему.
В Агре, мы посетили главную достопримечательность – мавзолей Тадж-Махал, или как называют местные Мумтаз-Махал. Лакомый до красоты, Франциск не мог пройти мимо такого чуда архитектуры. Мы фотографировались на фоне, ходили по саду, многие люди обращали на него внимание, наверное, из-за его красивой внешности.
«Персидский красавец» - подумал я, - «И вправду Багоас»
***
Я поднялся на крышу, кажется, Франциск был здесь. Сегодня был последний день отпуска в Индии. Завтра утром у нас самолет, и мы снова окунемся в пасмурный и холодный Лондон с серыми англичанами.
Он сидел на краю, не боясь высоты, и смотрел на звезды, которые рассыпались по темному небу, словно россыпь бриллиантов.
- Ты видишь их свет? – спросил Франциск. Я сел рядом и ответил:
- Да, вижу.
Он помолчал, и ответил тогда, когда я уже не ожидал ответа:
- Не всегда то что мы видим, существует. Звезды находятся от нас на расстоянии миллиардов световых лет. Быть может, тот свет, что мы видим сейчас, это сияние той звезды, которая уже погибла. Еще не было человечества, не было самой Земли как планеты, а отдаленная звезда уже погибла, а ее свет пролетел через всю вселенную и только сейчас достиг Земли. И сейчас мы видим лишь ее эхо.
Я задумался, а ведь и вправду так, надо же, а мне такие мысли и в голову не приходили. Франциск улыбался чему-то. Он повернулся ко мне и сказал:
- Знаешь ли ты, что мы все граждане вселенной? Например, атом из твоей правой руки был частью одной звезды, а атом с твоей левой руки – с другой звезды. Атомы не уничтожимы, они вращаются по всей вселенной, скапливаются и снова распадаются.
- Да, я знаю. Это странно, - ответил я, - почему ты думаешь об этом?
Он улыбнулся снова, и заговорил тихо, вкрадчиво, но убедительно:
- Потому что это часть меня. Все думают о тех вещах, которые не стоят внимания. Они думают об общественном мнении, о своих проблемах, о сексе. А мир на самом деле намного больше и интереснее чем люди думают. Кто мы и откуда мы пришли? Зачем мы живем? Что нас всех объединяет и что различает? Вот скажи, ты когда-нибудь видел себя парящим над Землей? Во сне ли или в наяву, неважно.
Я подумал, и ответил что, нет, только в раннем детстве я видел полеты во сне.
- Я так и думал. Все так отвечают. Потому что все заняты проблемами, они решают свои материальные потребности, им нет дела до высоких идей, они не обременены поискам совершенства. В детстве разум чист, свободен от предрассудков и проблем, поэтому дети видят полеты, - через некоторую паузу он продолжил, - я часто вижу полеты. Во сне и наяву. Бывает так что я танцую, тело мое автоматически двигается, а душа моя парит над ним, и я вижу все с высоты. Бывало, я парил на высоте птичьего полета… и видел людей вокруг. Такие маленькие, крошечные, и дома словно игрушечные, и все кажется таким… жалким что ли? Ничтожным.
Если бы я не знал Франциска, я бы подумал что он сумасшедший, или фантазер. Но я ему верил, и теперь, удивлялся. Как такие люди как он существуют? Может он не с этой планеты? Чем больше я его узнавал, чем больше понимал, насколько он неординарен, эксцентричен, не из мира сего.
Индия подарила мне этот прекрасный вечер. Я воспользовался моментом, нежно взял Франциска за руки и посмотрел ему в глаза. Теперь он смотрел открыто, прямо, больше не отводил взгляд. Свет неонов и звезд падал на его точенные черты лица, и он показался мне статуей. Все приготовленные слова улетели, вместе с поэзией и пафосом, и, я просто выпалил:
- Хочу сказать тебе кое-что очень важное. Я люблю тебя.
В его глазах пронеслась целая буря эмоций, они засияли ярче звезд на небе. Он пылко обнял меня, прижимаясь всем телом, и взволновано прошептал:
- Я тоже люблю тебя. Давно люблю, как только встретил тебя. С первого взгляда.
- Правда? – я был сильно удивлен. Так значит, он сразу влюбился в меня, а я даже не понял и не заметил?? Либо я полный идиот, либо он хорошо маскировался. Я спросил:
- Ты знал, что я признаюсь тебе в любви?
- Не знал, но ждал. Я ждал.
Я взглянул в его глаза, и увидел в них отражение всех звезд. Он был изумительно прекрасен, я запустил свои пальцы в его мягкие волосы и приблизил лицо к нему. Вот он, мой спутник жизни, моя половинка, моя судьба. Звучало как приговор. Что скажут люди? Мне было уже плевать на злые языки, на мнение толпы. Я вырвал свое сердце и принес ему в жертву, как бы больно не было. Я не стал отступать, и принял свою судьбу.
Я нежно поцеловал его в губы, и то был наш первый поцелуй. Печать, договор, клятва. Мы долго целовались, страстно и глубоко, касаясь языка друг друга. Наши сердца сильно бились, мы задыхались. Из груди Франциска вырвался слабый стон, когда я усадил его на свои бедра и прижал его к себе сильнее. Он доверился мне. Я испытывал странные и необычные ощущения, и также, огромное удовольствие. Мы двинулись в сторону номера. В спальне, мы упали на кровать и, не расцепляя объятий и не переставая целоваться, пытались раздеться. Той ночью между нами не было секса, мы еще не были готовы к этому серьезному поступку. Мы просто обнимали и ласкали друг друга с великой нежностью, горячо целовались, наслаждались обществом друг друга. Я упивался красотой его тела, целовал его нежные руки и грудь, его сильные бедра, и красивую лебединую шею. Франциск с любовью смотрел на меня, и шептал слова любви. Совсем как в том сне. Я стал другим человеком, хотя, вернее сказать, я стал тем кем был внутри всегда. Франциск пробудил меня, и показал истину, за что я был ему бесконечно благодарен. Признав себя геем, я понял других людей, понял, что значит быть другим, не таким как все. Я почувствовал сострадание к тем, кого общество не признавало, не только геев, но и трансгендеров, асексуалов, черных, азиатов, инвалидов, и любой другой притесненной группы. Я принял себя, а значит, приму и других. Я признался Франциску, что раньше завидовал ему, а теперь я горжусь, что у меня самый красивый и лучший парень. Он засмеялся, потрепал меня и сказал:
- Какой ты забавный. Как Александр. Тот тоже завидовал всем своим возлюбленным и друзьям, а потом гордился ими.
***
Прошло полгода с этой поездки. Мы жили по прежнему отдельно, но ходили друг другу в гости, иногда ночевали вместе, это было неудобно, я стал думать о том, чтобы жить вместе. Весь театр узнал о том что мы пара, также, мой друг писавший мне в Индии, сказал мне со смехом:
- Мы тут на вас ставки делали, вы пара или нет. Я поставил на то, что вы пара.
- И сколько ты выиграл, мелкий пройдоха?
- Много. Можно купить машину, - улыбнулся он, а затем серьезно добавил, - я на самом деле рад за вас, реально рад. Вы подходите руг другу, и я желаю вам большого счастья.
Мы обнялись. Не все в театре отнеслись к моим отношением с Франциском дружелюбно, как мой друг, но по крайней мере, никто не оскорблял и не надсмехался над нами. За это хоть спасибо.
Я полюбил Франциска так сильно, что раньше никогда бы не думал о том, что подобные чувства могут существовать в реальности. Чтобы терять сознание, до дрожжи сжимать фотографию любимого, замирать при нем, перестать дышать и понимать окружающий мир, и вся вселенная сжимается до одного человека. Привязанность к нему росла день ото дня, и наступил такой момент, когда разлука с ним была невыносимой. Я безумно скучал по нему.
Как назло, приехали мои родители, ко мне в гости. Я долго думал, прежде чем признался им, что я гей, и что у меня есть парень. Отец, который всегда отличался выраженной гомофобией, отнесся к этому на удивление спокойно, но сказал:
- Пройдет время, и ты захочешь обрести нормальную семью и детей. А твои отношения с тем парнем никогда не будут долговечными и верными как у меня с твоей мамой.
Так и знал, что он скажет какую-нибудь пакость. Когда я представил Франциска родителям, они были довольны им, хотя и плохо отозвались о том что он мой возлюбленный. Погостив неделю, они уехали, и я вздохнул с облегчением. Больше никто не стоял над душой, и не говорил что правильно делать а что нет. Мама изводила меня просьбами женится и завести семью, так как она видите ли, хотела внуков. Я четко и резко дал им понять, что больше не будет ни жены, ни детей, разве что, искусственно рожденные.
В один прекрасный день, Франциск появился на пороге моего дома, и улыбаясь сказал:
- Теперь нам не надо будет бегать друг к другу, мы всегда будем рядом.
Я был так счастлив. Именно в эту ночь, у нас был первый секс. Теперь мы полностью готовы, я знал, что разделю с этим человеком всю оставшуюся жизнь. Делить с ним ложе было необыкновенным ощущением, я будто плавал в море удовольствия. Ласки Франциска сводили с ума, он был удивительно чутким, нежным, и пробуждал во мне лучшие чувства. Не было той отвратительной животной похоти, которая часто происходит между мужчиной и женщиной, я не шел на поводу низменных инстинктов. Мною двигала чистая любовь, доверие и полная преданность этому прекрасному человеку, которого я уважал. Лишь возвышенная симфония чувств, самоотдача и желание дарить друг другу счастье.
Пришла зима, снег покрывал улицы Лондона. Мы играли в снежки, я изображал из себя полководца, и метал в Франа снежные снаряды. Он звонко смеялся и метко мстил мне теми же снежками. Вечером, мы пошли на каток. Я прижимал его стройное тело к себе, и не мог оторвать от него взгляда. В кармане лежала коробочка с кольцом, я думал сделать ему предложение. Но что-то не давало мне это сделать. Коробочка с бархатной обшивкой лежала нетронутой.
«С чего это я? Нам и так хорошо вместе, зачем эти условности?» думал я.
Ужин мы готовили вместе, он имел дар к кулинарии. Какая из современных женщин умеет хорошо готовить еду? Все балерины из нашего театра не умели, только одна могла кое-как нашинковать овощей для салата. А Франциск мог печь пироги, и даже торты. Он говорил что научился у родителей. Кстати, о родителях Франциска; мать у него была оперной певицей, а отец был католическим священником, который привил сыну глубокую религиозность. Однако, по словам Франа, отец не был фанатиком, и совершенно спокойно принял его ориентацию. Они любили его.
Однажды, Франциск пришел ко мне веселый, с розовыми щеками от радости и мороза, и стянув шарф, сказал:
- Я буду сниматься в высокобюджетном фильме. Оливер Стоун пригласил меня на роль Багоаса, съемки начнутся только через год с половиной.
- Оливер Стоун? – удивился я, - это что, фильм об Александре?
- Да, так и называется, Александр. Его будет играть Коллин Фарел, не знаю кто это, говорят ирландский актер. Из знакомых имен Джаред Лето, Аджелина Джулия, и Энтони Хопкинс. Последнего, я кстати видел у нас в театре на прошлой неделе.
Я его поздравил и расцеловал. Он спокойно рассказал мне, как все было, как Оливер Стоун велел ему снять одежду и сказал; «Соблазни меня», и как ему понравился его танец. Удивительно, Багоас играет Багоаса. А истинный Александр сидит без дела, а вместо него, его будет изображать какой-то там ирландец. Прошло время, он уехал на съемки. Мы стояли в аэропорту, и прощались. Он обнял и поцеловал меня, а я плакал. Стыдно, неприлично, но, я не мог ничего с собой поделать. Он сказал мне:
- Всего пять месяцев, не на всю жизнь я покидаю тебя. Помни, моя душа всегда с тобой.
Пять месяцев я должен был томиться без него, пять месяцев страдать без света и тепла, без любви. Ночью, я просыпался, и вместе родного тела, находил холодную пустоту. Кровать казалась мне слишком большой и неуютной, тиканье часов сводили с ума, я начал считать дни, когда он приедет. Слава Богу, был интернет, мы переписывались. Каждый день, я как безумный садился за ноутбуком, и ждал нового сообщения от него. Он слал мне любовные слова, и мне становилось легко и хорошо, я чувствовал; он рядом. Пусть нас разделяют сотни а может и тысячи километров, но наша души были вместе.
Франциск рассказывал все, что происходило на площадке, рассказывал об актерах, о новых местах. Сейчас они были в Марокко, снимали как Александр завоевал Персию, и там должен был появиться Багоас. Я жадно читал каждое его письмо:
«Коллин Фарел оказался очень добрым, заботливым и забавным человеком, он вежлив со мной, правда много пьет. Оливер в ярости, и каждый раз ругает его за пьянки. Джаред Лето много шутит, и он с Коллином чуть ли не как пара. Еще Джонатан Маерс тоже все время шутит, с ним весело, но он много матерится. Но со мной он удивительно учтив. Все мужчины на площадке пристают ко мне, и пытаются флиртовать, даже Оливер подмигивает мне. Но, дорогой, не ревнуй, они это не серьезно»
А все же слабая ревность была. Я представил как его там все мужчины трогают, как смотрят на его обнаженное тело, особенно Коллин. Но я верил Франциску, он никогда не предаст меня. В самой его природе была преданность и верность. Так что, я не сильно беспокоился. Однажды, он вкрадчиво написал мне:
«По сценарию, между Александром и Багоасом должна быть любовная сцена. Оливер хочет, чтобы я и Коллин сделали эту сцену максимально чувственной и реалистичной. Я волнуюсь, но я сам хочу чтобы все получилось хорошо. Мы должны показать миру, что Александр, великий полководец, любил не только женщин, но и мужчин, в особенности Багоаса. И что Багоас для него был самым важным объектом любви»
Я ответил ему, что согласен с ним, и горячо желаю увидеть фильм, его роль, и как он будет целовать Коллина. Через пару дней, пришло от него следующее сообщение: «Знаешь, мне пришлось целовать его по настоящему, Оливер этого требовал. Тем более, Коллин хороший человек, добрый и милый. Он уважает меня, и знает о том, что у меня есть ты. И когда я целовал его, я представлял тебя. Ты простишь меня?»
«Конечно прощаю, это всего лишь поцелуй. Я ведь знаю что ты мой» ответил я, он послал смайлик и продолжил:
«Это серьезный шаг для высобюджетного фильма. Еще никогда прежде, в фильмах об Александре не уделяли внимания его любви мужчинам. Я рад, что там будут показаны гей отношения. Его будут смотреть миллионы. В конце концов, это не порно, а красивая любовь, реальная и очень важная часть жизни великого царя. А на гомофобные высказывания мне будет плевать. Как и всегда»
Он был сильный. И смелый. Я бесконечно восхищался им. Тем временем, я продолжал выступать в театре, мне этой славы было вполне. Я с нетерпением ждал его, и наконец, минули те долгие пять месяцев, и как утопающий находит спасательный круг, я нашел Франциска, моего Багоаса. Он кинулся мне в объятия, не обращая внимания на людей вокруг, мы целовались, и плакали. Даже не могли что-либо сказать друг другу. Его глаза сияли радостью, он висел на мне, а я кружил его, и думал о том, что никогда больше не отпущу его.
***
Мы смотрели фильм в полной версии, Франциск с сожалением сказал, что фильм из за цензуры пришлось урезать, и почти все сцены с ним были вырезаны, в виду явной гомоэротики. Оливер Стоун был расстроен, как и все актеры, но он обещал, что на двд выпустит полную версию.
Франциск предстал моим глазам в новом облике, ему сделали длинные вьющиеся волосы, красивый макияж, который выделил его прекрасные черты. В фильме, он почти не говорил, и был таким же тихим и нежным, каким был в жизни. Любовная сцена между Багоасом и Александром была красивой и чувственной, они нежно и глубоко целовались, обнимали и ласкали и друг друга. У меня захватило дыхание, я ничуть не ревновал, наоборот, был в восторге. Франциск смущенный сидел подле меня, я обнимал его за талию. Танец Багоаса также впечатлил меня, но не так, как тогда, когда я видел танец Франциска вживую. В фильме, другой юноша танцор чувственно касался тела Багоаса, Александр смотрел на них, смотрел на Багоаса так, как будто имел его своими глазами. Язык жестов и взглядов говорил о том, что между ними кипела страсть. Затем Александр прилюдно поцеловал его…
Битвы, предательства, смерть и жестокость. Конец фильма был грустным, закончился трогательной сценой, когда умирал Александр, а Багоас сидел возле и держал его. Царь рассуждает о счастье, Багоас плакал, и сказал, что он подарил ему величайшее счастье. Поцелуй в руку Александра, и сцена прощения. Франциск проговорил:
- Это любимая сцена Оливера Стоуна.
- Да, здесь только эмоций. Если в других сценах видна страсть, то в этой раскрывается истинная любовь, - я подумал о прошлой жизни. Я был Александром, и сейчас, я сидел в Лондоне, в уютной квартире, с моим Багоасом. Он жался ко мне, а после фильма сказал:
- Однажды, в прошлом, я молился Богу, чтобы в последующих жизнях мы всегда были вместе. Господь исполнил мою молитву, и теперь, мы снова вместе.
Он горячо поцеловал меня, но не страстно, а только как знак любви.
Я думал о фильме, и задал логичный вопрос:
- Если я Александр, а ты Багоас, где же наши души были две тысячи лет?
- Мы летали в небесах, и были рождены светлыми духами. Мы были вместе, я помню… как летал в высших сферах. И ты был там, со мной, все две тысячи лет, - он закрыл глаза, его кончики пальцев подрагивали. Он глубоко вздохнул, крепче прижался ко мне и откинул голову назад, тихо повторяя, - все две тысячи лет.
Не знаю почему, но я верил. Странные ощущения снова посетили меня. Франциск затих, как будто заснул, но он не спал. Я поднял его на руки и отнес его в спальню. Он не открывая глаз проговорил мне:
- Ложись рядом, я покажу то место, где мы жили в небесных телах. Ты слышал о совместных сновидениях? Я покажу тебе рай.
Я улыбнулся и подумал; а почему бы и нет? Вместе с ним, я уже обрел рай.

***

Спустя десять лет совместной жизни, я наконец-то сумел сделать ему предложение, стоя на коленях. Перед этим, мы танцевали вальс на крыше небоскреба, в черных костюмах, мы были одни друг с другом. Черное и усыпанное звездами небо над головой поражало особенной глубиной. Пару раз пролетели кометы. Когда я протянул ему кольцо, он в слезах обнял меня и крепко поцеловал в губы. Мы понимали друг друга без слов. На самом деле, мы уже давно скрепили свои сердца клятвой, свадьба была всего лишь формальной церемонией, штампом в паспорте, который был не важен для нашей любви, но важен для общества. Мои родители узнали о моем решении, и теперь, мой отец, который всегда относился к моим отношениям с Франциском скептически, теперь поддерживал нас. Поистине, я и мой возлюбленный за десять лет достигли того особого понимания и доверия, которые практически невозможны между мужчиной и женщиной. Мы были как одно целое, понимали друг друга без слов, разделяли все свои мечты, радости и горести. Навряд ли я бы достиг того высочайшего понимания и любви с женщиной. Я не жалею что скрепил свою жизнь с любимым мужчиной.
Однополый союз разрешили в Англии, и теперь, сотни счастливых пар, могли законно вступить в брак. Мы не исключение. Это был самый счастливый день в моей жизни. День радости и победы над несправедливостью, над пережитками прошлого и ненавистью. День, когда человечество вступило на новый виток развития, где ценность человека измерялось не его ориентацией, полом, нацией и статусом, а его делами, тем, кто он есть.