Древний храм был спрятан в джунглях, каменные стены поросли мхом и лианами, казалось, люди покинули его и больше не служили своим богам. Но на алтаре красовались свежие цветочные гирлянды, а значит, кто-то все-таки поклонялся в этом храме. Колонны были увиты барельефами из священных змей и нагов, на алтаре возвышались три великих бога: Вишну, Шива и Брахма. Четырехрукий Вишну восседал на троне из Ананта-шеши, многоглавого вселенского змея. Слева на лотосе восседал четырехголовый и четырехрукий Брахма, а справа танцующий Шива. Изваяния были сделаны из блестящего синеватого камня, они были очень древними и прекрасными. Сам храм имел большие размеры, массивный потолок и высокую крышу, покрытую статуями девов и асуров, нагов и великих святых.
- Подождите меня снаружи, - прошептал Багоас воинам и исчез в темноте храма. Гефестион проглотил слезы, Эрикл обнял его и успокаивал. Другие воины сели на траву, только сейчас заметив, что сами ранены. Тучи постепенно рассеивались на небе, и что-то подсказывало Гефестиону, что Александр и вправду будет жить.
Багоас держал любимое тело в объятиях, укачивая его, словно ребенка, и молился трем богам. Молил о помощи и милости.
- О великий господин Ахурамазда! Спаси Александра, не позволь ему умереть так рано, пожалуйста, забери лучше мою жизнь, чем его. В твоей власти жизнь и смерть, спаси всего лишь одну жизнь! Он нужен своему народу больше… о Мудрый Господин, за что мне такая кара! Александр, не умирай, слышишь меня? Я зову тебя, приди ко мне, услышь мой голос. Ты свет в моих глазах, без тебя мне не будет мила эта жизнь… и я последую за тобой, где бы ты ни был, и найду тебя.
В какой-то момент, Александр перестал дышать, его сердце остановилось, а тело обрело холодный цвет. Полминуты это продолжалось, и аннунаки понял – душа царя покинула тело, но еще не оборвалась серебряная нить. Багоас легонько тряхнул его и взмолился:
- Не умирай! - Слезы текли из его огромных глаз, отчаяние и печаль разрывали сердце, а злость перед собственной беспомощностью приносили больше страданий, чем раны от стрел. Багоас обнимал и целовал Александра, а потом замирал, и голос его еле слышный шептал:
- Я отдам тебе все. Свою силу, до последней капли… возможно, я умру, буду страдать от последствий ран или же больше никогда не смогу превращаться в аннунаки, но я отдам тебе все. Я слишком люблю тебя.
Между Багоасом и Александром образовались прозрачные светящиеся нити, особенно в месте сердца, они образовали целую паутину, ведущие от сердца аннунаки к сердцу получеловека. По ним двигалась энергия Багоаса, вся его магия и жизненная сила. Они пульсировали нежным светом, переливались голубоватым и розовым, наполняли Александра жизнью, и по мере того как он становился ярче, Багоас тускнел, будто медленно таял. Если бы кто мог наблюдать это чудо! Как жизнь перетекает из одного тела в другое, как любовь побеждает смерть, и как возвращалась душа Александра. Каменные изваяния смотрели с высоты и будто отвечали: «Он будет жить!»
Солнечные лучи уже пробрались через высокие окна и осветили зал. Полководцы долго ждали вестей, уже почти половина войска окружила храм. Гефестион не выдержал и первым зашел в здание, прошел двадцать шагов по закоулкам между колонн и вскрикнул:
- Александр жив!!!
Прибежали все остальные, они увидели, что Александр лежал, опираясь головой на бедра Багоаса. Он открыл глаза и даже слабо улыбнулся им. Полководцы закричали от радости, заплакали, упали на колени, они целовали руки Александра и благодарили Бога. Но радость сменилась грустью, когда они заметили, что Багоас лежал без сознания, в человеческом облике, бледный и почти прозрачный, как лунный свет. Одежды на нем были изорваны, а тело покрывали странные синеватые следы, похожие на узоры. Эрикл поднял Багоаса на руки, тело его было холодным, а Гефестион поднял Александра. Они вышли из храма, и воины с нетерпением ждавшие их, наконец заликовали – Александр и Багоас живы. Правда, на счет последнего они сомневались. Страх завладел ими, неужели Багоас погибнет? Их спаситель и защитник, их личный бог и ангел хранитель пожертвовал собой ради жизни Александра.
Обоих положили в госпиталь, и каково было удивление врачей, когда, разрезав одежду Александра на груди, они обнаружили не кровоточащую рану, а почти заживший шрам. Он был длинный и широкий, темно-бурый, тянулся от плеча, пересекал сердце, легкие и уходил вниз к животу. Багоас очнулся еще по пути, на руках Эрикла, и первым делом глухо спросил:
- Как Александр?
- Жив, улыбается и спрашивает о тебе, - довольный, ответил Эрикл, который так оброс, что стал похож на рыжего кота. Эрикл засиял от радости, когда увидел, как его любимый перс вернулся к жизни. Он хотел расцеловать его, но постеснялся делать это прилюдно. Багоас облегченно вздохнул, краски жизни постепенно наполнили его губы и глаза, и он сказал, что сам дойдет, но Эрикл не позволил ему.
- Я думал, что жизнь навсегда покинула меня, - задумчиво произнес Багоас, глядя на небо, на ветви деревьев, на солнечный свет, пятнами мелькавший в глазах, прислушиваясь к сердцебиению Эрикла. Кельт весело сказал:
- Да, ты лежал без задних ног как убитый. Я аж испугался! Думал, что ты не выкарабкаешься с того света.
Багоас вопросительно приподнял бровь. Эрикл пожал плечами:
- Ну, в народе у нас так говорят про тех, кто лежат неподвижно. Слушай, как тебе удалось все это? Я ничего не понял.
Перс закрыл глаза и вздохнул:
- Я аннунаки.
Уже в госпитале, Багоас быстро переоделся в чистые одежды и поспешил к Александру. Тот лежал еще грязный, в крови, в изорванных одеждах. Багоас чуть не всплеснул руками от возмущения: «Как? Они еще не переодели и не вымыли Александра?» Он приказал слугам немедленно принести таз с водой и новые чистые одежды. Багоас присел рядом и нежно взял царя за ладонь. Он улыбнулся ему, и в этой улыбке было сказано все. Александр также понял все без слов, потянулся к любимому и хотел поцеловать его, но зашипел сквозь зубы от внезапной боли в груди.
- Тише, не делай резких движений, - сказал Багоас, придержав его за плечи. Он спросил, прикоснувшись к шраму, где пятнами расплывалась засохшая кровь:
- Болит?
- Да, при прикосновении болит и неприятно жжет, как от ожога, чувствую, что будто вся кожа стягивается в этом месте, и... тяжело дышать. Не убирай руки, она холодная и ослабляет жжение.
Багоас опустил глаза, скрывая наворачивающие слезы. Слуги принесли, что было велено, и Багоас снял с Александра всю грязную одежду, доспехи и сандалии, протер мокрой тряпкой все его тело. Врачи крутились вокруг, Гефестиона и Эрикла самих уложили в соседнюю постель, ибо они нуждались в медицинской помощи не меньше Александра. Багоас быстро и аккуратно наложил лекарства на шрам, перебинтовал торс и дезинфицировал другие мелкие царапины. Пока он все это делал, говорил:
- Стрела была мощным огненным оружием, я удивлен, что она не испепелила тебя. Видимо, она прошла сквозь меня и попала в тебя уже ослабленной. При попадании в цель, они выпускают яд и растворяются. Этот яд долго может оставаться в теле и медленно убивать.
- Я… умру? – через паузу спросил Александр. Багоас грустно взглянул на него и ответил:
- Да, но не сейчас. Я продлил твою жизнь настолько, насколько мог.
Александр, чуть не плача, прижал голову Багоаса к себе и сказал:
- Спасибо, как же я тебе должен. Ты так много для меня сделал и делаешь сейчас.

Врачи оставили их наедине, занавеси отделяли их от остальных пациентов, поэтому они говорили тихо, чтобы слышно было только им.
Багоас нагнулся над Александром, крепко поцеловал его в губы и заметил, что тот тоже плачет. Мокрые щеки влажно блестели, а глаза выражали неописуемую палитру чувств. Потом они обнялись, Александр проговорил:
- Когда в меня попала стрела, я думал это конец. Я уже перешел порог в другой мир, я летел в пропасти, было холодно, темно и одиноко. Я не мог ничего поделать, это было так страшно. Затем, я услышал твой голос, ты звал меня, молил вернуться. Я потянулся к твоему зову и увидел нежный свет, такой мягкий, приятный, он окутал меня, стало спокойно и хорошо. Я подумал о том храме Шивы, о нашей свадьбе, о тебе. Я вспомнил наш волшебный полет, вся жизнь пронеслась передо мной. Так странно умирать и снова жить. Даже там, за гранью, ты был со мной, Багоас.
Тот улыбнулся сквозь слезы и уткнулся ему в плечо, пропитывая слезами ткань, тихо шепча молитвы на языке аннунаки.

Переход через пустыню
Дальше идти было бессмысленно. Багоас ослаблен, Александр ранен, кто мог вести армию в поход? Воины изрядно устали, они роптали и хотели вернуться домой, в Македонию или Персию. Александр тяжело с трудом принял решение повернуть назад, мечта о мировом завоевании рухнула. Он пожертвовал своей мечтой ради преданных воинов, которые шли за ним на край света, которые уже устали от бойни и крови, от бессмысленной войны и битв. Многие из них состарились и желали увидеть свою семью, оставленную на родине. И царь повернул обратно, половину армии он отправил флотом, через реку, а сам с остатком войска решил двинуться через Гедросию – такой путь показался ему короче. Если бы он знал, что это решение было роковой ошибкой!
Этот переход оказался самым тяжелым и опасным. Армия медленно двигалась по засушенной пустыне, где над головой сияло беспощадное и обжигающее солнце, а внизу обжигал раскаленный белый песок. На небе не было облаков, деревья не произрастали на этих безжизненных камнях, так что укрыться было негде. Вода в запасах быстро кончилась, и люди стали изнывать от жажды. В последней битве Багоас потерял много сил, а те последние капли его магии, все, что у него осталось – были отданы Александру, чтобы спасти его. Могущественное божество, нага, аннунаки, маг, теперь он был почти таким же, как и все. Слабым и истощенным. Хотя, все же у него остался инстинкт, чутье и нечеловеческая выносливость. Если другие люди обходились без воды максимум трое суток, то Багоас не пил вообще. Если иные переносили страшные муки голода, и готовы были есть сырое мясо коней и верблюдов, а также редкую рыбу в полувысохших ручейках, Багоас же не ел ничего. Весь путь, пройденный в Гедросии, месяц, два или три, Багоас перенес без пищи и воды. «Энергия вокруг нас, в космосе и в эфире, нужно просто научиться питаться этой энергией» - говорил Багоас, отвечая на удивленные вопросы людей. Он шел пешком, почти в конце армии, помогая тем, кто отстал, поддерживая ослабевших воинов плечом. Своих двух коней он отдал тем, кто уже не мог ходить: больным, истощенным или раненым. В этом проявлялась его доброта, и даже те, кто раньше плохо относились к нему, теперь уважали благородного перса, за его великодушие и сострадание. Не всякий грек или македонец был готов на такие жертвы, даже высокопоставленный воин из армии Александра. Багоас, кого македонская армия во главе с генералами и военачальниками считала продажным евнухом, дворцовым интриганом или, в лучшем случае, изнеженным пресыщенным всем аристократом-белоручкой, в реальной жизни оказался благородным и сильным, способным на проявления глубокой нравственной и духовной строгости, переносящим суровые аскезы, разделяющим все трудности похода наравне со всеми. Он, молча, брел, глядя в даль, туда, где впереди всех шел Александр. Он скучал по нему и хотел быть рядом, но не мог. Другие, словно живые мертвецы, еле переставляли ноги, падая и снова вставая. От солнца Багоас защищался тем, что укрывался белой тканью с ног до головы, а от горячего песка защищали белые прочные сапоги. Он опирался на посох, а на плече висела сумка с его личными вещами, лекарством для Александра и прочей мелочью. Основной его багаж несли несколько слуг.
Лишь когда армия останавливалась на привалах, Багоас мог быть рядом с Александром, заботиться о нем, при необходимости подлечивать рану. Когда днем солнце стало припекать, приходилось передвигаться ночью, а днем сооружать шатры и прятаться в них. Обычно к концу дня или ночи разведчики Александра, посланные вперед, находили воду, но на этот раз воду не нашли. Почти на двое суток армия была лишена живительной влаги. Молиться о дожде бессмысленно, на небе ни одного намека на облака, а все ручьи или колодца пересохли. К концу второй ночи люди стали падать, ослабнув. Они не могли больше ходить. Военачальник данного отряда приказал остановиться на привал. Багоас в задумчивости сидел на большом валуне и посохом чертил бессмысленные узоры. Подошел Эрикл, исхудавший и осунувшийся, в грязных лохмотьях, впрочем, как и все, кроме Багоаса. Фаворит царя поднял взгляд на Эрикла, в лунном и звездном свете его большие глаза по-звериному сверкнули.

- Что же нам делать, люди умирают от жажды. Воды все нет, неужели нам всем придется погибнуть здесь?! – горестно воскликнул Эрикл и грузно плюхнулся рядом. Багоас тихо сказал:
- Вода придет.
- Что ты имеешь в виду?
Багоас встал, отряхнул песок с белой, и на удивление чистой одежды и сказал:
- Под пустынями протекают подземные реки и некоторые из них находятся близко к поверхности. Я попробую найти такие.
Он пошел искать, а Эрикл пошел за ним, он доверял своему прекрасному другу. Другие воины смотрели на них с безнадежной тоской. Они свыклись с мыслью, что умрут от жажды в этой пустыне. Через некоторое время, Багоас остановился, взглянул на звездное небо, в обе руки взял посох и со словами: «Да поможет мне Мудрый Господин!» со всей силой ударил о землю. Три раза он ударил по камню, прикрытым слоем песка, и послышался странный гул. Земля завибрировала, раздался треск ломающегося камня, мутный мелкий ручеек выбрался из щели и затем превратился в мощный фонтан чистой воды! Эрикл отскочил от бурного потока, закричав от радости:
- Вода! Вода пришла! Все сюда!
Издали, воины увидели необычайное чудо и не могли поверить - неужели вода? Источник бурлил и поднимался вверх на высоту трех-четырех метров, то была чистая, холодная вода. Багоас зачерпнул горсть воды и лишь немного коснулся ее губами, чтобы проверить, не ядовита ли она. Вода была чиста, и тогда все потянулись к источнику, радостно набирая во все кувшины, шлемы, бутыли и банки. Некоторые принесли даже большие бочки. Даже раненые и упавшие вскочили на ноги, чтобы утолить жажду. Они стали передавать чаши и шлемы с водой друг другу. Поили всех своих коней, мулов и верблюдов. Эрикл напился так, что у него заболел живот. Весть достигла и Александра, он первым делом нашел Багоаса, крепко обнял его, расцеловал и сказал:
- Ты великий защитник и спаситель нашего народа! Я твой вечный должник, Багоас!
Багоас расцвел, речи Александра были правдивы, и слова: «наш народ» заставили его улыбнуться. Александр теперь не делил людей на македонцев или персов, они все были его народом. Багоас не отличался патриотизмом, но в данном контексте, царь уважал его нацию и не считал себе чуждой.
- Ты пил? – спросил Александр, который выглядел изможденным.
- Мне не нужно, ты знаешь, Искандер, - ответил Багоас. Он набрал в золотую чашу воду и протянул его царю. Тот с благодарностью принял ее и сказал:
- Из твоих рук вода еще слаще и утоляет не только мою физическую жажду.
Рядом оказался Гефестион, Александр протянул наполненную чашу ему. Тот осушил ее в три глотка и попросил еще. Багоас предупредил Гефестиона:
- Пей медленнее, вода холодная, можешь простудить горло. И не пей сразу много, а то заболит живот, - он взглядом указал на Эрикла, который сидел неподалеку и гладил надувшееся пузо. Гефестион засмеялся и крикнул Эриклу:
- Эй, Эрикл! Чего это ты? Беременный что ли?
Тот ответил что-то невнятное, шум голосов и источника заглушил его голос.
Как бы ни хотелось покидать живительный источник, путь надо было продолжать. Остальной отрезок пути оказался еще более трудным, а до следующего источника было три дня пути. Барханы опускались вниз и верх, по ним было тяжело идти. И, если бы не большой запас воды с прошлого источника, вряд ли бы армия выжила. Чтобы подать пример своим солдатам, Александр сам пошел пешком, с раной, пусть и зажившей, еле дыша и переставляя ноги. Багоас возмутился, когда узнал об этом.
- Ты с ума сошел?! – воскликнул Багоас, обыкновенно спокойный. Утро третьего дня, армия на привале. Александр безвольно лежал на матраце и дышал как рыба, жадно ловя воздух ртом. Багоас растирал грудь блондина лечебным бальзамом и ругался:
- Не нужен этот тупой героизм, ты нужен своему народу живым и здоровым! А что если бы ты умер? Посмотри, ты еле ходишь и дышишь! Тебе нужно больше отдыхать, езжай на коне или лежи в паланкине, но пожалуйста, не делай глупостей, вроде этой. О, Аль-Скандир! Какой же ты невозможный!
- Им нужен стимул, - задыхаясь, ответил Александр, хватая Багоаса за руку, - Я виноват, что завел их… всех вас, в этот ад… я должен страдать вместе со всеми.
- Но ты ведь не знал! Ты достаточно страдал и отдал им все. Ты же можешь умереть, идиот!
Александр улыбнулся, кончиками пальцев коснулся щеки возлюбленного и сказал:
- Ты так прекрасен, когда сердишься. Твои глаза блестят ярко, как синие звезды, а на щеках проявился румянец, до этого его не было...
- Прекрати! Это не смешно.
- Ну, я же люблю тебя!
- Я тоже люблю тебя, вот и боюсь потерять. Обещай мне, что не будешь больше ходить пешком, пока не выздоровеешь.
- Не могу. Я должен, и вообще…ходьба мне помогает. Прекрати кричать, сейчас Гефестион зайдет.

И вправду, занавеси отодвинулись, и зашел Гефестион. Он принес еду. Визирь сел на пол с другого бока кровати и осведомился о самочувствии Александра. Тот сказал, что он в норме. Багоас про себя незлобно буркнул: «Сам еле ходит и дышит – в норме называется!». С другой стороны, он понимал Александра, понимал его гордость. Александр никогда не сложит руки, не покажет свою слабость. Он будет идти до конца, несмотря ни на что. И пусть каждый шаг причинял Александру безумную боль, он продолжал идти и жил лишь своей волей и молитвами тех, кто его любил. Дни тянулись за днями, ночи за ночами, и этот сухой тяжелый путь, казалось, не имел конца. Люди стали умирать. Даже сильные воины падали без сил, как куклы, их белые от пыли тела заносило песком. В ночном мраке слышны были стоны больных и умирающих, то было поистине жуткое время. Багоас помогал, чем мог. То нес измученного, поднимая на свои плечи исхудавшее тело, то приносил воды, то поддерживал друга под руки. Иногда он рассказывал что-нибудь вдохновляющее, древние легенды о смелости и терпении. Или о всемогущем Боге, которому нужно молиться избавлению от бед и скверны, о жизни после смерти, о том, что не стоит бояться кончины. Следующая жизнь определяется не по тому, где ты умер, и как тебя похоронили, а тем, что при жизни ты совершал. Высокий интеллект в союзе с красноречием и прекрасным голосом помогали Багоасу очаровывать людей, в хорошем смысле слова. Они внимали его речам и забывали о своих муках:
- В подобные времена, когда люди объединены общей бедой, они становятся добрее и внимательнее друг другу. Здесь, на грани смерти не думаешь о чувственных удовольствиях, о глупых вещах, не завидуешь, не сплетничаешь о том, кто лучше тебя или хуже, а лишь одна мысль бьется в голове – выжить и молиться Богу о милости. Точно также и в мирные времена, в достатке и комфорте, люди не должны забывать о том, что комфорт иллюзорен и рано или поздно мы расстанемся с тем, что нам было дорого - богатством, друзьями, семьей, властью и высоким положением. Все это, в конечном счете, не нужно, и только наши добрые дела, знания и духовное богатство мы унесем с собой. Так зачем же тратить кучу сил, времени и нервов на приобретение бренного, дрожать над ними, когда мы можем взять вечное – то, что накапливается свершением добрых дел, мудростью, духовным совершенствованием? Мы души, а значит с нами останется только духовное, - эти слова, сказанные Багоасом, были успокоением не только для других, но и для самого себя. В первую очередь, он пытался разобраться в себе, понять свое место и цель. Он анализировал свою жизнь с самого рождения до нынешнего момента. Чего только там не было: ослепительная роскошь и суровые лишения, райские удовольствия и адские муки, испепеляющая ненависть и не менее испепеляющая любовь, кровавые битвы, унижение и оскорбления врагов, восхваления и обожание друзей, взлеты и падения. Противоречия складывались в цепочку. Он был пограничным звеном между миром людей, светлых богов и темных сил.
Он держался бодрее всех и, кажется, каплей за каплей набирался своих внутренних мистических сил. Его энергия была столь ощутимой, что в ночной тьме излучала голубоватое свечение, а в минуты, когда он входил в транс, при прикосновении к его коже чувствовалось легкое покалывание. Взгляд его сиял все той же ослепительной магией, а божественная красота не увядала. Эрикл любил прикасаться к его неземному телу, оно было прохладным и дарило свежесть после душного и жаркого похода. Он обнимал его, уткнувшись горящим лицом в живот. Багоас гладил его спутавшие волосы тонкими пальцами и спрашивал: «Как там Гефестион? Как Александр?», и тот все рассказывал. Эрикл отличался от других сильной волей и большей выносливостью. Он был достойным защитником, и с каждым днем в нем росло понимание мира. Некогда это был молодой глуповатый парень, амбициозный и завистливый. А теперь, он стал умным великодушным мужчиной, все еще наивным, как ребенок, но по глубине своего понимания, он мог бы превзойти Каллисфена, племянника Аристотеля, философа при дворе Александра. И такие перемены произошли именно с того момента, когда униженный и разбитый Эрикл познал первые прикосновения прощения и любви, исходящие от того, кого он сам вначале ненавидел. Благодаря Багоасу, не только Эрикл поменялся в лучшую сторону, но и Гефестион, и сам Александр.
Пустыня сменилась голыми камнями, появились рельефные скалы, разной формы и цвета, ветра сделали из них поистине великолепные, но страшные скульптуры. Разведчики передали, что армия прошла больше половины пути. Воины ликовали, но в каменной пустыне их поджидала иная опасность. Если песчаные пустыни хранили под собой подземные реки, то каменные джунгли были лишены даже этого. Идти через них означало медленно умирать.
Прыгать через камни, обходить каждый валун или временами карабкаться почти по вертикальному склону было еще более мучительным испытанием. Воды оставалось все меньше и меньше, воины стали роптать, а подавленный Александр все шел. На привале, около полудня, Александр сидел возле шатра на стороне тени. Багоас стоял возле него, с прямой спиной, и обмахивал его веером, Гефестион отдавал приказы разведчикам и кого-то отчитывал. Александр был до того уставшим и измученным, что уже не мог решать царские дела, а велел Гефестиону разобраться в них самому. Где флот, выжил ли, сколько продуктов осталось, сколько милей до первого населенного пункта и о прочем.
К ним подошли три воина, один македонец и два фракийца, один из них бережно держал перевернутый шлем с пригоршней воды. Рыжеволосые и татуированные фракийцы, жестокие и свирепые в бою, оказали Александру преданную службу.
Они подошли, встали на колени, фракиец протянул шлем с водой и с радостью сказал:
- Мы нашли для вас воду, великий царь!
Александр дрожащими руками принял его и посмотрел на воду, затем на лица своих воинов. Все выжидающе смотрели, они любили своего царя и желали видеть, что хотя бы он утолит жажду. Но Александр не выпил, он перевернул шлем и вылил воду ритуальным жестом. А затем кивнул фракийцу, положил руку на его плечо и сказал что-то. Гул голосов поднялся в армии, каждый рассказывал о действии Александра. Поистине, царь поступил по чести. Все желали пить, и он не стал этого делать без своих друзей и верных солдат.
Багоас на секунду остановился, взглянув на царя, затем на Гефестиона. Визирь сглотнул, и, кажется, чуть не плакал. Некоторые воины разрыдались. Багоас подумал: «Нет, так дело не пойдет, нужно срочно искать воду!», он сказал о своем решении Александру, и тот одобрительно кивнул. И тогда, он исчез в глубине шатра. Через некоторое время он вышел оттуда в другой одежде, серого цвета, узкой и удобной для лазания по скалам. За спиной висела сумка, на поясе кинжал. Ткань покрывала его голову и скрывала пол лица. Перед тем как уйти, он обнял Александра, тот поцеловал его в макушку и пожелал удачи. Тягостное чувство не покидало Багоаса, царь выглядел слишком слабым и болезненным. Он отправился добывать воду, взяв с собой двух слуг, которые выполняли роль телохранителей. Один слуга был греком, по имени Фил, вторым был перс Патис: оба красивы, молоды, полны сил, в их надежности и верности не было сомнений. Фил был у Багоаса не так давно, всего несколько лет, а вот Патис служил Багоасу со времен жизни у Дария.
Они долго шли, пока Багоас вдруг не остановился, на разломе камней он пригнулся, пригляделся, расставил руки, будто измеряя что-то. Затем снял сумку и достал оттуда приборы для сооружения «огненного луча» или, как говорил Багоас, лазера. Небольшой алмаз был помещен в странный металлический предмет. Особое зеркало и проволока были прикреплены сверху, рычаг опущен и появился свет на кончике тонкой трубки. Слуги отошли подальше, они уже знали причуды своего господина и опасность его техники.

Ярко-голубой луч был направлен вниз и разрезал камень. Снопы искр красиво рассыпались во все стороны. Внезапно, издали раздался зовущий крик, Багоас выключил лазер и посмотрел на источник звука. Это был Эрикл.
- Багоас! Александр потерял сознание! – кричал он. Багоас вскочил и приказал слугам:
- Подождите меня здесь, стерегите прибор! – он помчался к лагерю, перепрыгивая большие расстояния между валунами. Когда он поравнялся с Эриклом, тот взволновано сказал ему:
- Сначала ему стало плохо, потом он сильно побледнел и упал, Гефестион успел поймать его и уложить в постель. Врачи сказали, что это обморок – вследствие нехватки воды в теле, он должен выпить хотя бы немного…
- Я так и чувствовал! Ему не надо было выливать то, что ему принесли фракийцы, - страх за жизнь Александра раздирал его. Багоас бежал во весь дух, Эрикл еле поспевал за ним, а к концу и вовсе отстал. Багоас забежал в шатер, охранники пропустили его сразу, как только узнали, он снял с себя ткань и приблизился к Александру. Тот лежал без сознания, бледный как мел. Гефестион сидел рядом с печальным лицом. Багоас наклонился над возлюбленным, положил руку на его лоб, затем на грудь и запястье, пульс был в норме, но дыхание очень слабое. Он прошептал что-то на неизвестном языке богов. Затем тихо позвал:
- Гефестион? – визирь тихо откликнулся:
- Да?
Багоас сказал:
- Он должен выпить хоть какую-то влагу, и пусть это будет моя кровь, Александр будет жить! - Он достал золотую чашу, свой острый кинжал, с заклинающей молитвой одним движением вспорол вену на запястье своей левой руки. Темно пурпурная кровь сразу потекла в чашу, он наполнил ее до половины. Гефестион с удивлением наблюдал за ним, не останавливая, потому что верил и знал – Багоас был аннунаки и знал, что делает.
Брюнет закончил, обмотал рану льняной тряпкой, затем наклонил голову Александра и аккуратно влил в приоткрытый рот темно-пурпурную жидкость. Не все сразу, а мелкими порциями. Александр стал приходить в себя. Слабо открыл глаза и невидящим взором смотрел на Багоаса. Тот нагнулся и поцеловал его в лоб, затем встал и сказал визирю царя:
- Гефестион, я должен пойти. Вода необходима другим, и тебе, и Александру.
Тот кивнул, пораженный его действиями, а Багоас ушел. Он вернулся к слугам, где продолжил добычу воды. Вскоре, из глубокой щели брызнула чистая вода, фонтан еще больший по размерам, чем предыдущий. Так была спасена жизнь тысячи воинов и самое главное - Александра.
Соревнование танцев
Когда муки пустыни оказались давно позади, и жара сменилась осенней прохладой, а флот остался живым и почти невредимым, Александр в честь этого всего устроил праздник: чествование богов, соревнования по конным скачкам, борьбе, музыке и танцам. Целые толпы артистов и музыкантов, циркачей и художников стекались туда, в город, где планировались пышные соревнования. Купцы и торговцы, послы со всех союзных государств, борцы и политики устремились туда, в надежде получить выгоду.
Все союзные народы приняли участие в соревнованиях, которые велись по всем правилам. Они были уже в Персии, поэтому украшения арены, сцен и зрительских залов были сделаны по персидским обычаям. В конкурсе танцев приняли участие множество искусных танцоров, из Индии, Греции, Македонии, Скифии и, конечно, Персии. Молодые и прекрасные юноши радовали своими разнообразными танцами, среди них были: кавказский боевой танец с саблями, чувственный персидский с мистическими кружениями, яркий индийский с огнем и многие другие. Все они были достойно оценены судьями и зрителями. Багоас принял участие и выступил последним, его номер оказался самым лучшим и прекрасным. Исполненный глубокой мистикой и великой любовью, Багоас танцевал так, как никогда еще не танцевал, в красивых одеждах и украшениях. Он выбрал белый цвет для одежды, украшения из серебра и прозрачного хрусталя. Серебряной краской были разрисованы его ноги, руки и лицо. Это был не просто танец, а рассказ из иного мира, непостижимого и бесконечно прекрасного. Время, казалось, остановилось, будто послушно повинуясь отточенным движениям божественного танцора. Звуки флейт и барабанов, волынок и скрипок создавали неповторимую гармонию, сливаясь воедино с ритмом танца. Багоас неоднократно устремлял взор на Александра, который восседал на троне в персидских царских одеждах. Царь смотрел на него с таким восхищением, что воины решили выбрать победителя. Они проголосовали за Багоаса, все до последнего, и не только за его мастерство. Это было их благодарностью за всю его бесценную помощь, они уважали его и любили, не отделяя его имя от имени Александра.
Судьи назвали победителя, и Багоас, сияя счастьем, подошел к Александру, встал на одно колено и склонил голову. Царь улыбаясь, надел на него золотой венок чудесной работы, с алмазными цветами, вправив ленты в его пышные волосы. Это был не единственный приз.
- Ты чудесен, - сказал Александр, любовно рассматривая Багоаса, - садись рядом со мной, не уходи.
Зрители аплодировали, и кто-то крикнул громовым голосом:
- Поцелуй его, Александр! – то была не дерзость, а любовь к Александру и Багоасу, признание и восторг перед их великой любовью, которая пережила столько, и которая воссоединила Элладу и Персию.
Вскоре, крик обошел многих полководцев, а затем и всю трибуну. Они хлопали в ладоши, скандировали имя Багоаса и требовали поцелуя. Александр улыбнулся, крепко заключил Багоаса в свои объятия, а затем поднял его лицо за подбородок и горячо поцеловал со всей любовью, под аплодисменты и довольные крики зрителей. Багоас вдоволь насладился поцелуем Александра, ощутил его желание и еще упивался чувством, что военная элита приняла их отношения и даже восторгались ими.
Гефестион и Эрикл стояли там, у трона царя, и наблюдали поцелуй вблизи. У Гефестиона он вызвал радость, как и у других македонцев, а Эрикл стеснительно опустил глаза. Он не привык смотреть на такие вещи, чисто из-за своей застенчивой натуры, касательно любовных вещей. Среди зрителей Багоас заметил Аримана, принявшего человеческий облик. Он был прекрасен, в черных длинных одеждах и золотых украшениях. Может, кто и почувствовал в нем нечеловеческую сущность, но большинство людей подумало, что Ариман какой-нибудь знатный маг из северных стран. Он смотрел на Багоаса с любовью и аплодировал ему, что было странно, ведь перед походом в Гедросию они поссорились, и Ариман пригрозил, что больше не придет к нему. На несколько месяцев, в самые трудные времена, Ариман будто перестал существовать. А сейчас опять… с другой стороны, он же - Темное Начало, что от него можно ожидать доброго. Багоаса насторожило его присутствие: «Только бы не натворил чего-нибудь…», подумал Багоас. Он надеялся, что Ариман не станет нарушать приказы богов. Иначе, тому снова будет светить заключение. Понаблюдав за ним, он понял, что тот пришел на праздник для развлечения и не планирует завоевание земли или убийство кого-либо. Багоас успокоился.

Той ночью, Александр и Багоас разделили ложе, они упивались любовью друг к другу, их тела сплелись в любовном танце на алой шелковой простыне. Это был настоящий ураган страсти и любви, отчаянный, безумный и даже извращенный. Они редко занимались любовью подобным образом, обыкновенно, их близость протекала мягко и нежно, тихо грея сердца. Александр любил ласку и нежность, и Багоас тоже предпочитал их дикой страсти. Но на этот раз, оба были возбуждены, то ли танцами Багоаса и других прекрасных юношей, то ли в них проснулась сексуальная жажда, так долго спящая в них. Багоас целовал Александра, его губы, руки, все тело покрывал страстными поцелуями и думал: «Александр мой, всецело мой, даже Гефестион не сможет претендовать на него, не говоря о Роксане и других». Если так думал аннунаки, то ничто не могло изменить его решения. Багоас в порыве страсти чертил руками знаки на груди Александра, для царя они казались лаской, а для аннунаки они были заклятием, навсегда связывающим их души. Александр вплел свои пальцы в черные волосы Багоаса, приблизил его лицо к себе и вгляделся в темные, как бездны, глаза. Говорят, глаза - зеркало души, и в глазах Багоаса он увидел его душу, загадочную, но одновременно прекрасную и устрашающую.
- Я так хочу тебя, - шептал Александр, в перерывах между глубокими поцелуями. Он не мог насытиться им, снова и снова входил в него, иногда они менялись местами. Они не расцепляли жарких объятий и занимались любовью до первых лучей солнца. Двое великих мужчин, два бога на земле, два правителя. Их союз был выше обычной любви или земной похоти, они были солнцем и луной. Александр, златокудрый царь, был подобен золотому солнцу, его власть была явной и далеко идущей, как лучи солнца. Он согревал свой народ защитой и справедливой властью, он давал им жизнь. Багоас, белокожий и темноволосый, как луна на ночном небе, сиял мягким светом - его власть была неявной, тихой, но более глубокой, и мистической. Он был символом своего народа, персидского или аннунаки. Он направлял руку царя, будь она карающей и благословляющей, он был тем, кто поддерживал равновесие в империи и вдохновлял царя на благие мысли и дела. Поистине, как луна дарит мудрость и поэзию, так и Багоас дарил Александру бесценные знания и вдохновение.

Дар Александра
Вернувшись в Персию, Багоас вздохнул полной грудью родной воздух. На высоком холме, он расправил руки, ловя свежие потоки ветра, и устремлял свой взгляд в голубую даль, в которой тонула изумрудная зелень и покрытые снегом горы. Внизу шумел водопад, в небе парили орлы, царственные птицы. Багоас всегда желал стоять выше других, выше обусловленностей мира, выше человеческих страстей. Его сознание парило высоко, как эти орлы. Теплые ладони обняли его за талию, и мягкий голос шептал:
- Мы дома.
Это был Александр. Он коснулся губами его плеча и сказал:
- Мой отец правил Македонией, я же правлю Персией. Воистину, Персида - моя страна. Вся эта огромная империя – наше с тобой детище, Багоас. Мы породили ее и расширили ее границы, от берегов Инда до Эллады.
Багоас закинул голову назад и ответил:
- Это великий дар. Но еще более важно для меня - это то, что мы с тобой ее построили. К сожалению, всему придет конец, и этой империи тоже. Мы рано или поздно покинем земной мир, а без нас империя рухнет, как тело без души.
- Зато мы оставим бессмертную славу! Мое и твое имя будут стоять рядом, будущие поколения не одну сотню лет будут вспоминать нас, наши великие дела, и будут восторгаться нашей любовью, - сказал Александр, Багоас ответил:
- Истинно, да пусть будет так.
В Пасаргадах, царь и его возлюбленный посетили гробницу Великого Кира, и каково было разочарование Александра, когда он увидел ее полупустой, без богатых вещей, с которыми хоронят знатного покойного. Гробница была разграблена. Даже саркофаг унесли, бедный покойный лежал на каменной плите, его кости были небрежно раскинуты в разные стороны, и вместо шелкового покрывала расшитого золотом, он был покрыт обычной хлопковой тканью самого низкого качества. Оружие, золотые монеты и украшения, вазы с фимиамом, все до единого, было похищено. Багоас обошел гробницу, мысленно пытаясь найти преступника, однако, кроме темного сгустка чужеродной энергии, покрывающей всю гробницу, он ничего не нашел.
- Вероятно, преступник обладает темной магией. Он скрыл себя. Я не могу прочесть его энергию, - сообщил Багоас, - но если я увижу его, сразу узнаю.
- Не эти? – спросил Александр, указывая на испуганных жрецов, охранявших гробницу. Багоас покачал головой, не эти. Они даже не знали в чем дело, ведь они не заходили внутрь склепа. Тогда Александр приказал повторно похоронить Кира, со всеми почестями, и принес в дар то, что положено такой личности.
Вавилон встретил их еще более горьким разочарованием, причиной тому были продажные чиновники, истязающие народ. В отсутствие царя они разгулялись во всю, строили дворцы, повышали налоги и цены, так как думали, что Александр не вернется. Среди сатрапов были и македонские полководцы, которым Александр доверял, но те предали его и теперь вели себя как тираны и деспоты. Они грабили купцов, сажали в тюрьмы невинных, не по закону, а по личной неприязни, рассаживали разврат и деградацию. Александр сурово расправился со всеми, жестоко казнил или бросал в темницы. И тогда простой народ и праведная знать возликовали порядку. Они были очень рады возвращению Великого царя. К тому времени, Александр создал новую дивизию, состоящую из трехсот тысяч прекрасных персидских юношей, он гордо именовал их «Наследниками». Александр планировал с новой армией захватить Африку, Рим, остальные северные земли. Вавилон не очень радовал Багоаса, он не любил этот огромный город, напоминавший ему гигантского прожорливого паука. Но Вавилон был столицей мира. Все великие и талантливые люди стекались туда, в нем можно было найти и примеры чистой праведности, и порочной низости.

Наступил день рождения Багоаса. За время похода, он ни разу его не праздновал, но теперь, в мирное время, можно было отдаться празднику. Александр подарил Багоасу чудесный сад, в котором были собраны сотни сортов роз и тюльпанов. Там были построено множество беседок и фонтанов невиданной красоты, искуснейшей работы, и каждый был особенным. Некоторые из них напоминали распустившийся лотос, другие имели форму корабля или цветка ириса, третьи казались диковинными рыбами или зверьми. Еще одно чудо было там – висячий сад, своего рода, многоэтажное сооружение, с водопадами и деревьями, цветочными клумбами, искусственными или природными нагромождениям. Такие сады умели строить только в Персии.
В центре сада располагался небольшой, но очень красивый дворец с малахитовой крышей, и золотой резьбой. Дворец являл собой чудо архитектуры, полы были зеркальными и на вид напоминали воду. Некоторые внутренние стены и колонны были прозрачными, сделанными из прочного стекла. Одна сотня элитных слуг ухаживала за садом и дворцом. Багоас осмотрел весь сад и дворец, в сопровождении Александра, и был очень рад подарку.
- Ты моя истинная царица! – сказал Александр, целуя его тонкую руку. Тот нежно улыбался, одетый в ярко-красное роскошное платье, с золотым венком на голове. В пышные волосы были вплетены алые ленты и розовые жемчужные нити, теперь они были настолько длинными, что достигали колен. Элегантные украшения сверкали на его груди и запястьях. Александр по случаю праздника также оделся в красивые персидские одежды, на голове его сияла царская корона, и красный длинный шлейф спускался позади.
Все поздравили именинника, Гефестион и Эрикл также подарили нечто красивое и необычное. Еще один сюрприз приготовил Александр - он созвал во дворец всех вельмож и сатрапов и велел преподнести дары его фавориту, выразить ему свое уважение. Каждый из них повиновался велению великого царя, они приехали на роскошных колесницах или повозках, разодетые и насурьмленные. Багоас стоя принимал дары, и каждый по очереди подходил к нему, вручал подарки, произнося хвалебную речь. Багоас рдел от смущения, если человек был искренним, действительно радовался их встрече, и, равнодушно улыбался, если видел человека нечистого в помыслах и выполняющего волю царя лишь из страха или выгоды. Играла прекрасная музыка, прелестные юноши в одеждах разных народов разносили персидские и индийские сладости, фруктовые соки. Вино было строго исключено из меню Багоасом. Александр стоял рядом и наблюдал, как элита поздравляла и выражала свою признательность его возлюбленному. Гордость и радость охватывали его особенно в те моменты, когда кто-нибудь из сатрапов искренне падал ниц перед Багоасом, а тот смущенно поднимал его за плечи и символично целовал в обе щеки – знак приветствия в Персии.
Лишь один из сатрапов не явился на этот праздник, Орксин, князь Вавилона. Впрочем, без него праздник был лучше. Потом, ближе к вечеру были зрелищные танцы, где выступали танцоры из Индии, Персии, Кавказа и даже из кельтских стран. Пение лучших певцов Азии и музыка лучших музыкантов услаждали слух.
Александр танцевал с Багоасом, они улыбались друг другу. Этой ночью им никто не грозил испортить праздник, поэтому у Багоаса было хорошее настроение. К слову, за те года, которые Александр провел с любимым аннунаки, тот отучил его от распития алкоголя и употребления мяса. С Гефестионом у него этого не получилось, несмотря на все уговоры Багоаса, хилиарх продолжал иногда пить и на пирах есть мясную пищу. Обычно, еда спартанцев состояла из мучной и растительной пищи, они редко употребляли мясо, так как считали, что мясная еда утомляла тело и затмевала ясность ума. Вегетарианцы были не редкостью среди эллинских воинов и римских гладиаторов. Говорят, из-за этого они славились своей силой и выносливостью.

Казнь Орксина
На следующий день, во время царской аудиенции, явился сатрап Орксин. Это был высокий немолодой перс, с благородными чертами лица, но острый и неприятный на дух. В нем была агрессивная злобность, высокомерие, гордыня и дерзость в манерах. Он смотрел на всех свысока, будто все были ему рабами. И только перед Александром он кланялся как смиренный слуга. Багоас в это время находился позади занавесей, отделяющих трон от внутренних апартаментов. Услышав знакомый голос, он посмотрел сквозь ткани и увидел того, кто мучил и истязал его когда-то в детстве. Холодная ненависть вскипела в нем с прежней силой – вот он, момент для мести! Орксин делал поклоны и говорил всякие любезности царю, затем, подняв голову, он ошеломленно замер - около трона на помосте стоял Багоас. Орксин сделал вид, что не узнал его. Как ни в чем не бывало, со сладкими речами он преподнес дары друзьям Александра в надежде снискать их милости. Гефестиону, Птолемею, Пердикке и многим другим. Среди даров были сундуки полные золота и серебра, породистые кони, коровы и верблюды, дорогие шелка и посуда искусной работы. Одарив всех свыше их желаний, он не преподнес даров только Багоасу. Эрикл подошел к Орксину и тихо сказал ему:
- Вы почтили всех друзей Александра, но почему вы не выразили почтения его фавориту Багоасу? Знаете, он невероятно дорог царю и, фактически, он второе лицо после него в Империи.
Таким же тихим голосом Орксин жестко ответил:
- Я уважаю друзей царя, а не его любовников. Не в моих обычаях почитать мужчин, уподобившихся продажным женщинам.
Багоас услышал речи Орксина, но сохранил спокойствие, он не проронил ни слова, лишь испытующе посмотрел на него. Эрикл возмутился и пробурчал что-то невразумительное на счет Орксина. Он бы ударил его за такие слова, но Гефестион знаком приказал успокоиться. Целый день Багоас ходил задумчивым, Александр заметил, как изменился его взгляд, он стал мрачным и обремененным болью. В тот же вечер, на ложе, Александр заправил прядь волос за его ухо, погладил щеку и спросил:
- Мой прекрасный мальчик, мрачность тебе не к лицу. Что-то произошло?
Багоас поднял взгляд на Александра, и ответил:
- Орксин - один из трех убийц моего отца, сообщник зла. Он тот, кто истязал меня, разрушил мою невинность и запятнал честь. Я вижу, что он и сейчас продолжает истязать невинных. Список его грехов пополняют взяточничество, воровство из царской казны и разграбление гробницы Кира. Помнишь, мы были в Пасаргадах, ты увидел, что гробница Киры опустела, и ты хотел найти преступника. Я тогда не мог понять, кто это сделал… но сегодня, одного взгляда на Орксина мне было достаточно, чтобы понять, кто виновник всех этих преступлений. Он хитер и силен, в его власти Вавилонская охрана, он к тому же темный маг – вот почему я не смог узнать грабителя гробниц. Но мне ничего не стоит расправиться с ним.
Александр удивленно поднял брови:
- Неужели? Вот лицемерный лис, а ведь днем кланялся мне и изображал из себя воплощение любезности. Вот почему он так льстился – чтобы снискать моей милости! Завтра скажу Гефестиону, пусть проверит данные Орксина, затем арестуем и будем судить по всем правилам.
- Я бы сразу его убил бы. Мне ничего не стоит.
- Тише, мой мальчик. Я верю, но я не хочу, чтобы о тебе думали как о нечестивом убийце, пусть, это сделает суд. А теперь, - он потянул Багоаса в постель, - иди ко мне.
За Орксином тянулся длинный хвост преступлений, и чем больше бумаг ложилось на стол Александра из рук Гефестиона, чем мрачнее становилось его лицо. И как такая сволочь могла безнаказанно жить все эти годы и управлять Вавилоном?! Орксин, как только узнал об опасности, пытался сбежать, натравив свою охрану на воинов Александра. Сотня лучших воинов штурмом взяли роскошный дворец Орксина, и после недолгого боя с охраной, Орксина поймали. Его связали и бросили в темницу, и на следующий день планировалась казнь через отсечение головы.
Пленник неподвижно сидел на холодном полу, со связанными руками, опустив голову. Было темно и сыро, он ожидал суда и все еще надеялся на помилование. Раздался скрип открывающейся двери. Бывший сатрап поднял голову и увидел в холодном свете стройную и высокую фигуру, воздушную, невесомую.
- Багоас, - зло прошипел сквозь зубы Орксин. Аннунаки в белых одеждах напоминал олицетворенную смерть, его взгляд был страшен, а прекрасное лицо говорило не о милости, а о страшной каре. Он медленно подошел к нему, острый кинжал блеснул в его руке. Волны холодной и мощной энергии исходили от Багоаса, и стало так холодно, что вся темница и Орксин покрылись белым инеем. Дрожащими синими губами Орксин издевательски проговорил:
- Ты пришел мучить меня? Ну что ж, давай, мсти... Чего ты ждешь, ледышка? Или ты вспомнил, как стелился подо мной? А ты стал прекраснее, чем прежде, знает ли Великий царь о твоем не славном прошлом? Сдается мне, ты очаровал его, и теперь ему все равно, кто ты, будь даже ты самым мерзким из людей, он сделает тебя царем Персиды.
Багоас поднял Орксина за шкирку, одним ударом разрезав веревки, и холодно сказал, протягивая второй кинжал:
- Бейся со мной.
Орксин недолго думая схватил оружие и бросился на Багоаса, тот ловко увернулся и нанес удар в плечо. Красная кровь брызнула, Орксин вскрикнул и с еще большей яростью бросился на аннунаки, который, играючи, уклонялся от жалких атак.
- Я тоже владею магией! – вскрикнул Орксин, создав клубок темного нечто, разросшегося в ужасного паука, который бросился на юношу. Рука Багоаса сжала кинжал, электрический заряд прошелся по лезвию - божественные силы возвращались к нему. Никакие магические приемы не действовали на аннунаки, все было словно горох об стенку. Недолго бог надсмехался над жалким чародеем.
- На колени! – зло выговорил Багоас, рукояткой кинжала он ударил Орксина по затылку, тот рухнул на колени, отплевывая кровь. Орксин выкрикнул последние слова Багоасу в лицо, с чувством полного презрения: «Мне говорили, что прежде женщины царили в Азии, но сейчас новое время - наступило царствование евнуха! Сначала один правил, а сейчас другой!»
Низведенный до статуса более низкого, чем статус женщины, Багоас был глубоко оскорблен, вскинул кинжал и одним ударам отсек Орксину голову. Он вышел из тюрьмы, минуя стражу, и явился к Александру, держа в руке отрубленную голову. И царь, сидевший на троне со списком преступлений Орксина в руках, и Гефестион стоящий рядом, и Эрикл, и Птолемей, и Певкест, и другие военачальники, судьи и сатрапы, все были удивлены.
- Я Багоас, сын Астары, бог, явившийся с неба. Я убил Орксина, убийцу моего второго земного отца Аракса. Вот, что происходит с грешниками, такими как Орксин! – сказал Багоас и показал всем присутствующим отрубленную голову, а затем отпустил ее. Та со звоном ударилась об пол в виде куска льда, и треснула на несколько частей. Гул удивленных голосов прошелся по залу, а Багоас слегка наклонил голову в сторону царя в поклоне, величаво удалившись. Так прошла казнь Орксина, злейшего из сатрапов.

Гудари
Как и обещал Александр, он установил божество Кришны в новом отстроенном храме в Вавилоне и отпраздновал это событие пышной церемонией. Здание было изумительным, сделанным из светлого мрамора и гранита, с воздушными голубыми куполами и золотым декором. В празднике Багоас лично участвовал в украшении храма, наряду с другими, доверенными евнухами. Они украшали храм гирляндами, цветными флажками и нитями жемчуга, обрызгивали колонны и дорожки розовой водой, рисовали мистические священные символы на шелковых занавесях. Александр пару раз приходил посмотреть, как шла работа. Багоас ему улыбался, сидя на арке, развешивая гирлянды из роз. Так как он умел летать, ему поручались самые сложные задания, там, куда трудно было взобраться.
Храм окружал прекрасный парк, с розовыми кустами, фонтанами и огромными статуями богов. Александр вдохновился образами Шивы и Брахмы, а также иными индийскими полубогами, поэтому он велел сделать таких же. Гости хлынули в храм. В нем ощущалось святость и чистота, никто не посмел осквернять храм ни действом, ни словом, ни мыслью. В тот день, никто не пригубил вина и не съел мяса, ведь Бог Кришна запрещал этого делать. Багоас в честь «нового» Бога распорядился, чтобы всем нищим и голодным была роздана вкусная пища и красивая одежда. На Александре и всех его друзьях красовались венки из цветов и длинные гирлянды, в прекрасных одеждах, они радостно пели и танцевали, как это делают в Индии, вокруг алтаря, а затем вокруг храма. Инды, живущие в Вавилоне, также пришли почтить своего Бога, однако, для Багоаса и Александра не было ни своих, ни чужих богов, был только один и единственный.
Однажды, прогуливаясь по улицам города, он заметил, как большая толпа больных людей идет куда-то. Среди них были прокаженные, инвалиды, люди с травмами или болячками. Кто-то стонал от боли, кто-то молчал, но у всех в глазах была надежда. Багоас спросил одного из них:
- Куда вы направляетесь?
Ему ответили:
- О достопочтимый! Мы идем к лучшему лекарю, Гудари. Он живет у окраины города в храме Митры, он верховный жрец.
Услышав знакомое имя, Багоас обрадовался, сколько лет они не виделись! Перед ним открылся храм Митры - очень древнее строение, в древнеперсидском стиле, с массивными колоннами. Стены украшали величественные барельефы, вот бог с головой орла и птичьими крыльями, а вот другой бог восседает в летающей колеснице, благословляя людей, а третий бог, с телом змеи, держал золотое яйцо... последнее Багоасу о чем-то напомнило. Он вошел в здание вслед за больными. Сердце у него забилось чаще, в предчувствии встречи с некогда любимым человеком. И вот, он появился, прекрасный Гудари, не постаревший ни на день, все также сиявший чистой добротой и праведной благородностью. Серебреные волосы рассыпались по его плечам, в лучах солнца они сияли, образуя подобие нимба. Воистину, он был аннунаки, божеством на земле. Он улыбался, обращался с людьми с искренней добротой и лечил их одним прикосновением к голове, не требуя ничего взамен. Выздоровевшие люди приходили к Гудари и сами приносили ему дары, в благодарность за помощь. Если человек был беден, Гудари не брал дара, ведь бедным деньги нужнее. Когда все люди разошлись, Багоас вышел из укрытия. Гудари застыл в немом удивлении, не веря своим глазам. А затем воскликнул:
- Багоас! - и бросился ему в объятия, сжимая изо всех сил и кружа вокруг. Багоас засмеялся и сквозь слезы целовал Гудари. Они долго не могли налюбоваться друг другом, обнимали и целовали, а потом рассказывали о себе, о новом и старом. Оказалось, с тех пор, как Дарий умер, Гудари переехал в Вавилон и стал жрецом храма Митры. С того времени, он жил в воздержании и решил посвятить себя добрым делам. Как Багоас думал, Гудари открыл ему то, что он аннунаки, рожденный на Земле, как и сам Багоас. Только его воспитали не люди, а лесные духи. Багоас тоже рассказал вкратце о своей жизни, об Александре и походе, о кровавых битвах и победах, о своих танцах и любовных отношениях с Александром, Гефестионом и Эриклом.

Небесная любовь и земная любовь
Александр тактично объявил Багоасу, что собирается жениться на Стратире, дочери Дария, уточнив, что брак будет нести чисто политический характер и никаких личных отношений у него не будет с будущей женой. Багоас занервничал, потемнел и некоторое время молчал. Но все же разрешил, когда Александр поклялся ему в верности и в том, что он не прикоснется к Стратире даже пальцем. Александр обнял его и улыбнулся, Багоас прищурился и спросил:
- Ты что-то скрываешь, что ты задумал еще?
- Это будет не просто свадьба и воссоединение двух народов! Все мои друзья, полководцы и подчиненные, даже Гефестион, все возьмут в жены лучших персидских женщин из благородных семей. Я устрою пышный праздник, в честь массовой женитьбы! Это будет самой роскошной свадьбой в истории Персии и Македонии! Эй, ну же, не злись, это не серьезно, просто праздник, а народ будет думать, что свадьба по любви, все знают, что я люблю только тебя и Гефестиона…
Багоас скрестил руки на груди и сказал:
- Я не ревную и не злюсь, я негодую на твою идею. А ты подумал о Гефестионе? Он разве хочет? Навряд ли. Не скажу, что это правильно, но, раз уж ты задумал и все решил… тебе решать. И еще, все будут называть эту Стратеру твоей законной женой, как и Роксану, а меня будут называть твоим любовником, будто я запретен тебе, и они будут осуждать в будущем наши отношения. С этими незнакомыми женщинами ты отпразднуешь пышную свадьбу, а нашу свадьбу даже Гефестион не видел, кто теперь помнит и подтвердит нашу законную связь? И мне просто обидно…
Он демонстративно отвернулся, Александр без слов развернул его к себе и поцеловал сопротивляющегося Багоаса в губы. Тот хотел вскрикнуть, но голос утонул в крепком поцелуе, и, обмякшим, он повис на руках царя.
Свадьба действительно состоялась, но стоит ли тратить слова на то, каким грандиозным был праздник? Сотни людей стекались посмотреть на зрелище, около восемьдесят пар обручались на этой свадьбе. Александр восседал на троне, по левую руку от него сидела Стратира, наряженная так, что ее самой не было видно за слоями ткани и гирлянд. Гефестион сидел рядом с царем, ему в жены была отдана Дрипетида, сестра Стратеры. Лицо его было грустным, Багоас сразу догадался, что женится он против своей воли и только из любви к Александру. А вот Птолемей был доволен своей новой женой. Персидские женщины были скромными, все невесты вышли в длинных одеждах, и вуаль покрывала их лица. Они застенчиво сели рядом со своими женихами. Багоас с безразличным видом ходил по территории дворца, не смотря ни на кого. Как обычно, он не захотел учувствовать на свадебном празднике, а предпочел прогуляться, чтобы развеять неприятные чувства.
- Эй, прекрасный Багоас, ты чего такой грустный ходишь? – весело окрикнул его Птолемей. Багоас повернулся и ответил:
- А чего мне радоваться?
- Ну как, такой праздник, все веселятся, великий царь женится, да и мы все, будет новая семья, а потом и новые дети!
- Хм. Не вижу в плотской любви, ничего возвышенного и божественного, будь то ради потомства и чего другого. А ваши свадьбы как раз о плотской любви.
- Постой, ты хочешь сказать, что любовь мужчины к женщине не божественна?
- А что божественного в низменном влечении к плоти? Женщина – олицетворенный грех, любить женщину, это все равно, что любить грех. Ничего не обыкновенного нет в женщине, так за что ее любить? Лишь любовь мужчины к мужчине я считаю поистине достойной восхищения - это прекрасная Урания, божественный дар, который проявляет глубины мудрости и гениальности, который построит империи.
- Я с тобой не совсем согласен. Я считаю, что любовь не имеет пола, она будет одинаково чиста или грязна как к мужчине, так и к женщине, все зависит от личности. Вот я, например, очень люблю свою жену Таис, а ты любишь Александра, и я нахожу нашу любовь одинаково возвышенной. Твоя любовь построила империю и защитила царя от смерти, а моя любовь создала крепкую семью и породила достойное потомство, которое защитит нашу страну.
Багоас закатил глаза, и покачал головой:
- Уж прям, так возвышена! Нашел что сравнить, жизнь царя и создание империи с детопроизводством. И еще неясно в кого превратятся эти личинки, когда вырастут.
Манера речи, несвойственная Багоасу, была перенята от Аримана. В минуты раздражения, Багоас все чаще проявлял характер не свойственный ему, а его брату. Новые слова добавились в его немалый словарный запас, и он все свободнее обращался к македонским друзьям. К тому времени, все друзья Александра стали друзьями Багоаса. Птолемей был одним из тех, с кем Багоас мог скинуть маску наигранной вежливости.
- Э, нет. А давай спорим, что обе наши любви в равной степени возвышены, велики и прекрасны?
- Нет, Урания выше. Любовь к мужчине возвышенней, чем к женщине. Как проверить? Подсознание нам все скажет. Мой друг жрец Митры способен раскрыть наше подсознание.
- Хорошо, завтра утром, пойдем к нему.
Они пожали друг другу руки и разошлись. Багоас вернулся в спальню и, не включая свет, рухнул на кровать. Он думал об Александре. Вернется ли он? Багоас лениво лежал поперек кровати в своем дневном платье и планировал так и лежать. Из пространства вдруг раздался голос Аримана:
- Привет, Багоас, как дела?
Багоас открыл глаза, и увидел брата, сидящего на краю кровати, подобно большой горе. Он улыбался и тянул к нему руки. Багоас тихо ответил:
- Ты и сам все знаешь, зачем ты спрашиваешь?
- Ты такой печальный, я хочу развеселить тебя.
- Прошу тебя, не надо. Лучшей уходи. А если хочешь быть рядом, то помолчи, - Багоас закрыл лицо руками. Ариман приблизился к нему и навис над ним:
- Не прогоняй меня, я ведь люблю тебя. Я пришел, чтобы сказать тебе кое-что… Я помирился с нашим отцом, и он хочет, чтобы ты вернулся к нему. Он скучает по тебе, я тоже. Зачем тебе эта грешная земля? Вернись на свою родину, в прекрасный мир богов, где нет этой грязи и лицемерия. Можешь забрать Александра с собой, но только вернись, - он обнял его, а затем убрал его руки с лица и поцеловал в сладкие губы. Багоас задумчиво посмотрел на Аримана, потом ответил, смягчившись:
- Хорошо, я подумаю. Дайте мне время, человеческая жизнь пролетит быстро, для вас это всего лишь миг. Мы еще не закончили с Александром.
Ариман полежал с ним недолго, наслаждаясь телом Багоаса, а потом попрощался с ним и исчез в ночи. Как только закончился праздник, и молодожены скрылись в своих покоях, Александр явился уставший, но довольный. Багоас встал, намереваясь помочь Александру раздеться. Когда он купал его, царь рассказывал смешные случаи произошедшие сегодня, как Птолемей спотыкнулся и упал лицом в пирог, как Гефестион нечаянно уронил факел и немного опалил платье Дрипетиды, и как злая Роксана появилась… вспомнив о Роксане, Александр спросил Багоаса:
- Ты ведь понимаешь, мне нужен наследник, а как Роксана может его родить, если я не притронулся к ней? Или… есть ли другие способы зачатия без «этого»?
- Есть. Я дам тебе его.
- Наследника?
- Способ.
Уже в спальне, Багоас достал пилюлю из шкатулки, протянул блондину и сказал:
- Я заранее подумал обо всем. В этом хранится твое семя. Дай это Роксане, пусть она… в общем, это штука должна оказаться у нее в матке, ей могут помочь женщины-лекари. Она забеременеет, как, если это произошло бы обычным способом. Не сомневайся, мы с тобой таким же способом появились на свет.

Александр обрадовался и поблагодарил его. Они легли под одеяло, царь обнял фаворита, они были почти обнажены. Было холодно, середина зимы. В Вавилоне зима проходила мягко, не как в Сузах или Экбатане, где лед покрывал все жидкости в доме. Багоас рассказал про спор с Птолемеем, Александр смеялся над глупостью или скорее наивностью Птолемея и чуть не свалился с кровати. Багоас также рассказал про Гудари, о том, что тот его близкий друг и мудрый аннунаки. Утром, они втроем, Александр, Птолемей и Багоас пошли к Гудари, очень хотелось царю поглядеть на исход спора.
Аннунаки с серебряными волосами встретил их приветливо и великодушно, Александру он сразу понравился, почти даже влюбился. Багоас рассказал о цели посещения, и Гудари с радостью согласился провести сеанс гипноза. Гудари сказал вкрадчивым голосом:
- Процедура требует вашей веры и открытости. Все будет в секрете. Ваше подсознание, которое невозможно обмануть, освободится и раскроет ваши истинные чувства, ваше влечение, характер этих влечений. Итак, вы готовы? – обратился он к Птолемею. Тот кивнул и лег на мраморную кровать. Гудари прикоснулся кончиками пальцев к его вискам и монотонно повторял заклинающие слова. Птолемей сразу будто заснул, его веки подрагивали. Александр и Багоас следили за ним, через пару минут, тот стал говорить несвязные вещи, начиная со своего детства, которое не отличалось от детства других македонских детей. Затем Гудари спросил его:
- Кого ты любишь?
- Я люблю ее, Таис, она такая красивая, и чувственная. У нее большая грудь и бедра как у богини. Она так близко стоит ко мне, я хочу ее… обнять, ее кожа, а как она прекрасно пахнет. Даже на войне, я думаю о ней, хочу обнять ее горячее гладкое тело. Она… мать моих детей, я слышу ее волнующий голос, она шепчет мне о том, как хочет меня поцеловать. Другие женщины, много женщин, я обнимаю их, но никто не сравнится с Таис…
Багоас скривился от отвращения, слыша подобные речи. Он подал знак Гудари прекратить процедуру, со словами:
- Сейчас начнется подробное описание Камасутры.
Птолемей проснулся и по насмешливым глазам Александра он понял, что проиграл спор и от смущения не стал даже спрашивать, что он там наговорил. Но все же сказал:
- Погоди, еще не понятно, что Багоас скажет! Вдруг у него еще хуже, чем у меня?
- Проверим, - ответил Александр. Следующая очередь была за Багоасом, он лег, закрыл свои большие глаза и сцепил пальцы на животе. Он погрузился в глубокий гипноз без помощи Гудари, освобождая самые глубочайшие пласты подсознания, где хранилась самая сокровенная информация. Губы начали шептать, неразборчиво вначале, но потом вся ярче выражая суть повествования:
- Темно, холодно, и больно. Очень одиноко и страшно. Я ничего не вижу. Я чужой, слабый, никому не нужный… я чувствую беспомощность. Холод обжигает меня, черный дождь, земля ушла из-под ног. Потерянная любовь, потерянный рай. Пустота… свет! Я вижу мягкий свет и чувствую теплые прикосновения, такие приятные, нежные. Прошу, не бросай меня… держи в своих руках, пожалуйста… снова тьма, ты ушел от меня, ты шепчешь что-то, о том что мы снова увидимся, но я так хочу быть с тобой. Боль и одиночество возвращаются. Глубокая тоска, и время так долго тянется. Я внутри человека. Внутри лона женщины? Она мне не мать, она ненавидит меня. И хочет убить меня. Убить…нет-нет, я не хочу умирать, я хочу встретить того, кто держал меня так нежно... больно и грустно. Он вернулся, но так коротко, он снова оставил меня. Снова длинная череда борьбы и мрака, я один, но я ищу потерянный рай...
Багоас замолк на минуту, тихий вздох, и снова он прошептал:
- Я вижу золотой свет - это ты, моя любовь. Мой свет, осветивший тьму во мне и вокруг меня. Ты важен мне, ты дороже всех сокровищ. Я люблю тебя так сильно, как не любил никого в прошлом и не полюблю в будущем. Александр… без тебя мой мир погибнет, без тебя нет смысла жить. Звезды сходят с орбит, Земля горит, гибнут цивилизации, в колесе времени сгорает все, а наша любовь бессмертна. Твоя любовь спасла меня, как ярчайшая звезда, ты рассеял мой мрак, я ищу тебя, а ты внутри меня. Навечно в моем сердце, о, Александр. Я буду искать тебя… сотни жизней, сотни лет, чтобы рождаться вместе снова и снова. Мы будем вместе, твоя сияющая улыбка… твой светлый взгляд… обещай.
Он вышел из транса, внезапно. Открыл затуманенные глаза, и увидел улыбающегося Александра, который обнял его и со слезами на глазах расцеловал. Багоас подозрительно прищурился и спросил:
- Я ничего такого не наговорил?
- Нет, ничего, - засмеялся Александра, - я тебя не оставлю, мой дорогой, я обещаю!
Багоас вопросительно посмотрел на Гудари, тот лукаво улыбнулся и пожал плечами. А Птолемей с досадой вздохнул. Гудари все-таки сжалился над Багоасом и повторил все его слова, затем и Птолемею повторил его откровения. Багоас остался вполне довольным, а вот Птолемей огорчился. После этого случая, шутки Александра по поводу его Таис не прекращались.

Гефестион
Зима сменяет лето, ночь сменяет день, ничто не вечно под солнцем, так сотворен материальный мир. Жизнь, какой бы прекрасной она не была, приходит к логичному концу. Но после ночи всегда наступает утро, поэтому и с кончиной материального тела, душа обретает новое рождение. Багоас знал и предчувствовал смерть Гефестиона. Он знал, что не должен вмешиваться в судьбу Гефестиона, ведь тот сам ее выбрал. После женитьбы хилиарх стал портиться. Угасать на глазах, впадать в меланхолию. Он стал чаще пить вино и уединяться от друзей, все больше ссорился по пустякам. Александру было горько наблюдать эти перемены в любимом друге, и, кажется, Александр догадывался о причине. Ссора Эвмена с Гефестионом оставили на последнем сильное и неприятное впечатление, а после последовали его ссоры с Александром. Тяжелые будни, много работы и нелюбимая жена, худая, нескладная, а главное скучная и равнодушная Дрипетида, которая даже не умела поддержать добрым словом. «Уж лучше взять себе в жены прелестного улыбающегося евнуха из гарема Дария, чем эту сухую деревяшку, только потому, что она дочь великого царя, и наши дети продолжат славный род!» - жаловался Эриклу Гефестион. К этому добавилось и то, что его любимый Александр отдалился от него. И прежняя некогда потухшая раздражительность, вновь охватила его. Багоас иногда заходил к нему, успокаивая ласковыми речами, обнимал его, а тот иногда просто плакал от бессилия, уткнувшись в грудь перса. Их отношения когда-то любовные, переросли в нежную дружбу. В глубине сердца Багоас любил и жалел Гефестиона, но понимал всю его глупость и безнадежность.
- Люди могут измениться в лучшую сторону, если только захотели бы, - часто повторял Багоас, - любое живое существо вольно выбирать путь Света или Тьмы. Исход зависит от самой личности, ее целей, характера и судьбы. Есть предопределенность, но, если сильно захотеть, то можно изменить даже саму судьбу.
Однажды, где-то четыре месяца спустя после свадьбы, Гефестион гулял по болотам, которые в изобилье окружали Вавилон. На дороге он увидел черную змею. Македонец остановился, приблизился к ней и, несмотря на крик разума, он поддел ее мечом, думая, что она мертва. Змея сделала резкий бросок и укусила его за ногу. Гефестион вскрикнул от резкой боли, разгневался и мечом убил змею, черная, как и сама змея, кровь густыми каплями обрызнула землю. Гефестион попытался высосать яд из раны, но не мог достать до того места, поэтому он просто отрезал кусок мяса на месте укуса и перевязал ногу куском ткани. Прихрамывая, он вернулся домой, чувствуя сильную усталость и боль в теле. Наутро, он не мог встать с постели. Александр, сильно обеспокоенный, пришел к нему. Багоас явился следом, он взглянул на Гефестиона и огорченно сказал шепотом:
- Это была не змея, а злой дух болот, который принял облик змеи. От их укусов нет противоядия для людей.
- Я умру? – дрожа, спросил Гефестион. Багоас нагнулся над ним, положил прохладную ладонь на его горячий лоб, кивнул и сказал:
- Зачем ты приблизился к змее? Почему не ушел?
- Я не знаю. Что-то потянуло меня, будто…не по своей воле, я взял меч. Она была большой, черной, с красными глазами, - пот струился по побледневшей коже Гефестиона. Он говорил с трудом, задыхаясь.
Александр обнял его и, взяв его за руку, взволновано сказал:
- Держись, мы вылечим тебя! Я позову лучших врачей!
Багоас тихо сел в стороне, сложил руки и будто ждал чего-то…
Множество врачей явилось на зов царя, все они обещали вылечить Гефестиона, и только Гудари, осмотрев больного, сказал то же, что и Багоас: «Это не недуг, не яд, не болезнь - это проклятие темного духа болот, и вряд ли можно спасти человека от него. Хотя, если постараться, можно попробовать. Во-первых, строго запрещено пить алкоголь, даже самый слабый, запрещено употреблять мясо, рыбу, жиры, жароповышающие. Меньше двигайтесь и принимайте ледяные ванны два раза в день, а также…», - он достал лист бумаги, начертил мистические символы и повесил его у изголовья кровати Гефестиона. Перед уходом, Гудари сказал Александру и другим врачам:
- Инкубационный период от недели до месяца. Постарайтесь проследить, чтобы он следовал всем правилам, которые я перечислил.
Багоас смотрел на все со скептицизмом, потому что знал: Гефестион не сможет и дня продержатся без чарки вина или куска мяса во время обеда, а уж тем более месяц. Испытание, посланное богами – подумал Багоас.
На второй и третий день Гефестион чувствовал себя лучше, следуя всем предписаниям Гудари. Принимал ванны в ледяной воде, воздерживался от запретной еды и больше лежал в постели. Эрикл волновался за него, нежно заботился о нем. Александр не отходил от ложа Гефестиона, даже ночевал рядом с его кроватью. Его ложе с Багоасом было пустым, так как все эти ночи Багоас не спал. Как тень он блуждал по тихим просторам, залитым лунным светом. Он обходил храм Митры, храм Кришны и иные священные места, так он чувствовал себя спокойнее, чем в пустой кровати, где нет Александра.

Стоял солнечный день, был какой-то праздник с соревнованиями и играми. Александр, как царь, был вынужден придти на праздник, и поэтому на время покинул Гефестиона. Багоас не стал смотреть на соревнование, а пошел погулять. Весна вступила в свои права, нежно-изумрудная зелень и цветы покрывали равнины, на полях вовсю росла рожь и пшеница. Несмотря на светлый день, на сердце Багоаса было грустно. Он стоял посреди поля, где меж зеленой травы колыхались красные головки мака. Как в детстве, когда он впервые увидел Астару. Он закрыл глаза, погрузился в транс и увидел себя идущим по знакомому лесу. Деревья были огромными и прекрасными, определить сезон было трудно, все времена присутствовали одновременно. Он увидел белое гигантское древо, сияющее и роняющее свои лепестки, белые и блестящие, как звезды. Лес стал шуметь, посыпались листья и цветы, холодный ветерок взметал их в небо. Багоас приблизился к дереву и увидел, что оно наполовину красное. Ярко-алые лепестки превращались в капли крови и падали на землю. Он услышал тихие голоса, плач и стон и каждая капля означала погибшую жизнь. Багоасу стало грустно, он понял, что у него из глаз текут слезы, он плакал. Вдруг, он увидел Гефестиона, бледного, в темной одежде, тот стоял на распутье трех дорог: одна уходила в небо, превращаясь в сверкающую лестницу, вторая уходила в туманную даль, а третья под землю, в черную и жуткую глубину. Гефестион выглядел печальным, он посмотрел на Багоаса и пошел по второму пути. Багоас поймал его за руку:
- Постой, куда ты идешь? Разве тебе не по первому пути идти?
- Нет, - ответил Гефестион, - Что я сделал великого и доброго одновременно, чтобы пойти по первому? Мне не дадут они…
Он указал на странных высоких людей в белых одеждах. Багоас осмотрелся, аннунаки стояли в кругу и смотрели на них.
- Обещаю, я вернусь за тобой. Мы встретимся, - сказал Багоас и поцеловал его в щеку. Гефестион улыбнулся и растворился в тумане второй дороги, а последние его слова повисли в воздухе:
- Я тоже буду ждать вас. Скажи Александру…
Когда Багоас вернулся во дворец, то увидел сначала испуганных полководцев, а затем услышал душераздирающие стоны Александра.
- Казнить его! – истошный крик не был похож на голос Александра, но это был он. Из комнаты воины вывели испуганного врача преклонного возраста. В спальне, над мертвым телом друга, склонился Александр и безутешно рыдал. На столе стояли чарка вина и тарелка с куриным мясом сомнительного цвета. Багоас все понял.
Еще долго был неутешен царь, он был безумен, кричал на всех:
- Убирайтесь! Вы все ненавидели его! Вы желали ему зла и завидовали ему!
Все воинственные мужи лишь беспомощно переглядывались. Другие заходили, посмотреть, что случилось. Слуги не смели поднять глаза на разъяренного царя.
- Багоас? – его плеча коснулся Эрикл, - ты сможешь поговорить с ним?
Церемония по обожествлению Гефестиона действительно состоялась. Никто не посмел противиться воли царя, кто из страха, кто из уважения. Условно, они сочли Гефестиона божеством. Александр велел даже отстроить новый храм, где будут поклоняться Гефестиону. Безумие в крайней степени. Багоасу хотелось накричать на возлюбленного, взять его за плечи и вытрясти всю дурь. Но горячий порыв уступил вежливому молчанию. Сложа руки, он ждал.
Пышные похороны устроены были для Гефестиона. Его тело водрузили на деревянное строение и подожгли. Факел кинул Александр, как же ярко вспыхнуло пламя! Играла музыка, раздирающая душу, вместе с телом сгорали сотни деревянных статуэток, то были символические вещи - посуда, оружие, утварь, звери и птицы, люди и домики. Все предметы были сделаны тонко и красиво, раскрашены красками, а все строение было украшено цветами и благовониями. Багоас смотрел на небо и улыбался. Он был одним из тех, кто не плакал. Он видел Гефестиона и улыбался ему, но кому было об этом знать? Александр тихо плакал, при этом сохраняя царственный вид. Эрикл, верный слуга Гефестиона не сдерживал горестных рыданий, и плакал так, будто у него скоро остановится сердце.

Багоас ничего не ответил, но подошел к Александру. Царь сначала затравлено смотрел на своих воинов, затем он заметил Багоаса, который опустился перед ним на колени. Аннунаки безмолвно умолял его. Слезы катились из его больших глаз, и, казалось, он сам не замечал их. Александр непонимающе уставился на него, Багоас поймал его руку и трепетно поцеловал ее, царь продолжал смотреть вниз, будто не понимая, кто перед ним. Зреющий ужас рвался из груди Багоаса, а в горле застыл душевный крик: «Это я, Багоас, тот ради кого ты живешь, и которому клялся в величайшей любви! Посмотри, ты забыл свою клятву, неужели ты лгал мне? Вот я, бог, стою перед тобой на коленях, молю о мудрости и благоразумии. Неужели, без него ты не сможешь жить?»
Александр ухватил его за волосы, оттянул голову назад и взглянул в его лицо, а затем сказал:
- Лишь ты по-настоящему ценил его, считал его другом и не желал ему зла. Мой Багоас, - царь бессильно опустился на пол и обнял Багоаса, вновь предаваясь рыданиям. Эрикл попросил всех покинуть комнату, кроме самых близких друзей Александра. Багоас гладил царя и шепнул ему на ухо:
- Я видел дух Гефестиона. Он ушел по второй дороге и обещал, что будет ждать нас. Не скорби, мы встретим его снова. Снова, слышишь?
Александр безвольно плакал, не в силах больше говорить и что-либо делать. Целый день и всю ночь он не отходил от тела Гефестиона, не ел, не спал, а только оплакивал возлюбленного. Сколько слез пролито, сколько горьких слов произнесено над телом усопшего! Багоас не стал мешать ему, и позволил проститься. Время шло, нужно было возвращаться в нормальную жизнь. Багоас все эти дни был рядом с царем, тихо говорил ему что-то, заботился о нем. Он сумел успокоить его боль, и понемногу, Александр приходил в себя.
Тело Гефестиона унесли для бальзамирования. По всей Империи был объявлен траур, все носили темные одежды, разноцветные вещи и украшения были убраны. Всякий раз, когда царь желал сделать нечто безумное ради памяти Гефестиона, сильная рука Багоаса удерживала его от неправильных действий. Много дней прошло, молитвы Багоаса вернули царю нормальное состояние. Роксана, прослышав про горе Александра, хотела навестить его, но полководцы не пустили ее. Согдианка обиделась и ушла, ворча о том, что какой-то евнух стоит ближе к царю, чем она – царица и жена. Глупая женщина, разве знала она, что евнух – могучий аннунаки, благодаря которому держался царь и вся империя! И хотя до нее доходили сплетни об истинном положении Багоаса, она из ненависти к нему продолжала считать его «каким-то евнухом».
Однажды ночью царь вскочил с постели и стал взволновано ходить по кругу. Багоас открыл глаза и привстал, простыня сползла и обнажила его гладкое тело. У него было острое чутье, он всегда чувствовал малейшие изменения вокруг. Если Александр не спал, то и он тоже бодрствовал.
Багоас не стал его спрашивать в чем дело, Александр и так ему все скажет.
- Мне приснился сон, - сказал Александр, заметив, что Багоас смотрит на него, - мне снился Гефестион. Я подумал, что он должен быть богом. Он обязан стать божеством! Завтра я позову оракула, пусть проведет церемонию.
Багоас помрачнел. Он был готов произнести речь о том, что только Верховный Бог выбирает судьбу душ, и только судьбой самого человека определяется его следующее рождение, быть ему человеком, демоном, богом или кем-нибудь еще. Но он прикусил язык, видя насколько Александр безумен. Снова оно - это безумие. Багоас пообещал однажды, что не будет использовать свою магию и гипноз на Александра, но теперь ему сильно хотелось нарушить свое обещание. Но нет, он стерпел и ответил что-то нейтральное. А потом снова лег и закутался в одеяло с головой. Александр блуждал по комнате еще долго, Багоас изгнал свой гнев, снова повернулся к нему, улыбнулся, и, протягивая руки, нежно произнес:
- Иди сюда, мой милый господин.
Александр, недолго думая, забрался в постель, утопая в нежности юношеских рук, целуя губы Багоаса. Вскоре, после любовной ласки, он заснул.

Александр
Смертельная рана полученная в Индии, медленно убивала царя Персии и Македонии. Багоас знал, что наступит момент, когда тело Александра не сможет противиться смертоносной силе яда. Ему нужна была подготовка, чтобы заранее решить все. Он говорил с отцом Астарой, с братом, с другими аннунаки - его друзьями, он намеревался забрать Александра к себе, на Землю Богов. За достаточно короткое время, Астара создал полноценное и прекрасное тело из клеток своего туловища, оно должно было стать следующим храмом для души Александра, его убежищем и успокоением. Все было уже решено, но, несмотря на это, Багоас очень волновался.
Снаружи, он также развлекал царя танцами, помогал в государственных делах, давал мудрые советы, а по ночам утолял его любовную жажду. Александр помнил клятву и, смотря в ясные любимые глаза, видел в них немой вопрос: «Сможешь ли? Справишься ли с такой нелегкой ношей? Готов ли отдать все ради меня?»
И Александр отвечал «да». Он запечатывал свое слово поцелуем, не страстным, а клятвенным.
Началось жаркое лето. Вавилон был плохим местом для проведения летних дней, в такое время персидские цари уезжали в Экбатану. Вот и Александр решил уехать. Вместе с Багоасом он поселился во дворце Дария, который располагался в живописной горной местности, там было хорошо и прохладно, царь решал дела там, так что столица перенеслась в Экбатану, которая, действительно, была северной столицей Персиды. Это лето радовало Багоаса каждым днем, потому что каждое мгновение он проводил с Александром в блаженстве. Поцелуи и сладостную негу он дарил царю в свежих садах, полных роз и жасмина, быстрых ручейков и прозрачных прудов. Поистине, тот сад напоминал райский, и Александр мог думать, что оказался в раю, если бы не растущая тупая боль в груди, которая прекращалась только тогда, когда Багоас прикасался к нему. Великая любовь скрепляла их узы, священные и чистые. Все ближе они становились друг к другу, и казалось, что ближе уже некуда. В глубине сознания Багоаса едва саднило чувство, что Гефестион был главным в сердце Александра и занимал значительное место. А если это не так? Если Александр не лгал, говорил правду? О том, что Гефестион ему всего лишь брат, родная душа, а Багоас – истинная любовь.
Особенно ярко он запомнил ночь в Экбатане. Луна ярко сияла, лучи пробирались в спальню, освещая обнаженные тела. Прозрачные шторы едва колыхались ветерком, наполненным ароматом жасмина и роз. Тела Александра и Багоаса сплетались в страстных объятиях, сердца бились в едином ритме, душа к душе, тело к телу, одна любовь и одна кровь. Они сцепляли пальцы, сливались в глубоких поцелуях и пили сладостный нектар любви и красоты. Между перерывами нежности, Александр просил его рассказывать о чем-нибудь. И Багоас рассказывал о воздушных духах леса с белыми волосами, о морских людях с рыбьими хвостами и кожей, покрытой чешуей, о прекрасных небожителях и богах, которые спускаются на землю и влюбляются в земных юношей. О хрустальных дворцах, летающих в облаках, и о воздушных кораблях из цветов. Приятный голос Багоаса ласкал слух, и его удивительные рассказы о внеземных мирах, создавали реальные иллюзии, которые Александр наблюдал воочию.
- Мой бог! – воскликнул Александр, сжимая его руку, и яростно покрывая ее поцелуями.
- Ты скучаешь по мне? – улыбнулся Багоас, садясь на кровать. Александр поцеловал его шею и ответил:
- Да, мой прекрасный цветок. Даже сейчас, когда ты рядом, я скучаю по тебе.
- Ты лукавишь, Аль-скандир! – засмеялся Багоас.
Александр любовался им, восторгался - Багоас чист и благороден, в ночных бдениях он часто молится Ахурамазде, вот и сейчас, он вернулся с молитвы. Глаза его сияют особенным блеском. В такие минуты, он не мог завладеть им, слишком светлым и непорочным он казался. Но Багоас умел разжечь в царе страсть, из чистого ангела с невинным взглядом он превращался в воплощение соблазна и сексуальности. Во взгляде появлялось нечто звериное и хищное, присущее нагам. Александр сходил с ума от острых ласк, вздыхал и крепче сжимал Багоаса в объятиях, цепляясь за его волосы, плечи или руки. Сам Багоас получал большее удовольствие не от самого секса, а от любовных нежностей, таких как объятия и поцелуи. Казалось, что ему вообще неведом был оргазм и прочие телесные последствия. Он наслаждался тонкими чувствами и эмоциями и тем, что он дарил удовольствие любимому мужчине – Александру.
Лето подходило к концу, Александр был вынужден вернуться в Вавилон. Ему нужно было следить за строительством нового флота, сбором армии, подготовкой к новому походу, строительством храма Гефестиона… все-таки, царь не оставил свою безумную затею.
Однажды поздно ночью, Александр вернулся с посиделок с друзьями. Багоас, в последнее время, не учувствовал в таких посиделках. Сугубо грубые мужские разговоры с грубым юмором не интересовали его. Он по-прежнему участвовал на государственных советах, высказывал свое мнение, решал некоторые задачи, которые были не под силу Александру или же просто давал советы. Однако, касательно новых походов, он молчал. Багоас забрал все оружие, которое некогда дал армии, во избежание роковых ошибок. И вот, царь вернулся, он вспотел и выглядел уставшим. Багоас проснулся, встал и подошел к нему. Коснулся рукой его лба, Александр весь горел.
- Ты горячий, - он провел рукой над ним, холодный воздух остудил горящую кожу, и царь блаженно вздохнул:
- Спасибо.
- Ты пил? – спросил он, чувствуя слабый запах вина.
- Нет, то есть, совсем немного, друзья предложили. Всего пару глотков, - неловко оправдался Александр. Багоас помог ему поменять одежду и неодобрительно сказал:
- Я говорил тебе, нельзя пить. Даже каплю! И вообще, я против твоих посиделок с друзьями и Вавилона... жара все еще не спала. В городе лихорадка. Давай уедем в Экбатану?
- Милый, не дави на меня. Давай завтра поговорим.
- Искандер! Я сержусь на тебя! Почему ты никогда не слушаешь меня? Даже Гудари сказал, что пить вредно, особенно летом, при лихорадке и при твоей смертельной ране.
- Брось, мне сейчас намного лучше, чем раньше. Вот высплюсь, и все хорошо будет. Хочешь искупаться?
Багоас, молча, последовал за Александром в бассейн. Голубая вода будто сияла изнутри. Они поплескались немного, и уже заалел рассвет на востоке. Потом Александр лег в кровать и проспал полдня. Багоас пришел к нему с прогулки, в руках он держал белый букет жасмина, тот уже проснулся, но не вставал. Александр выглядел бледным и болезненным, кожа его горела, а губы приобрели синеватый цвет. Багоас выронил цветы и сразу бросился к царю:
- Что с тобой? Ты плохо выглядишь!
- Пустяк. Всего лишь простуда.
Багоас обнял его, в смешанных чувствах. Тот самый день, момент настал. И плач, и крик радости, и грусть, и прощание, все смешалось внутри. Ему оставалось смирено ждать. Весь день он просидел рядом, давая пить воду, заботливо приглаживая его волосы, и магией создавал освежающий холод. Стали приходить государственные мужи, испросить решения царя по разным делам. Полководцы, прослышав о плохом здоровье Александра, стали подтягиваться к нему, среди них был и обеспокоенный Эрикл. Сейчас он занял пост военачальника армии пехотинцев. Превозмогая усталость, Александр все-таки решал дела. Истинный царь, даже на одре смерти, он думал о народе, решал жалобы и просьбы, выполнял свой царский долг до последнего момента.

К вечеру ему стало хуже. Пришла Роксана, рыдая, вся потрепанная с распущенными волосами и порванными одеждами, она кричала что-то, но воины ее снова увели. Александр уже не слышал ее, не слышал слов полководцев и других. Они стояли перед ним, опустив головы, кто-то плакал, кто-то горячо целовал его руки, кто-то пламенно обещал заботиться о стране и народе, многие приносили клятвы. Эрикл также сильно плакал, как плакал на похоронах Гефестиона, он последним встал на колени перед ложем царя и поцеловал его ладонь. Александр видел Багоаса перед собой и чувствовал, как стремительно тает. Голоса тонули в звуке биения собственного сердца. Он боролся. Церемония прощения закончилась, и, скорбя, все покинули опочивальню, оставляя господина наедине с его возлюбленным. Долгая ночь прошла ужасно, для тех, кто любил Александра, и для него самого. Как неподвижная статуя, Багоас склонился над ним, он охранял его покой и ждал последнего часа. Александр дремал, иногда бредил во сне, а Багоас целовал его, снимая безумные наваждения. Тьма стала сменяться предрассветными сумерками, месяц становился тусклее, а восток светлее. Александр проснулся, открыл глаза и долго лежал, затем он протянул руку и дотронулся до щеки Багоаса.
- Багоас… ты рядом. Ты так много сделал для меня. Скажи, ты счастлив?
- Да, Александр, я счастлив. Рядом с тобой. Мы скоро отправимся в далекий путь.
«- Что там, за гранью? - Новая жизнь»
- Там красиво, - тихо сказал Багоас, - Чистый и мягкий свет над сверкающей землей. Огромные деревья и голубые реки. Высокие горы и светящиеся растения и камни. Там нет солнца, но там есть свет миллионов звезд. Там обитают прекрасные боги.
- Как мне хочется увидеть эту землю, - еще тише сказал Александр. Багоас нагнулся так близко, что носом почти касался лица Александра. Багоас сказал ему, голос еле заметно дрогнул:
- Александр. Прежде, чем ты окажешься там, ты должен пройти серьезное испытание. Слушай меня внимательно: «что бы ни происходило, не теряй рассудок, двигайся к свету и не обращай внимания на боль. Помни меня, и тогда, я смогу ухватиться за твою душу. Моя любовь с тобой, Александр».
-Да, - с трудом выдохнул царь. На глазах у него сверкнули слезы. Он хотел многое сказать, но даже дышал с большим трудом. Могучая грудь высоко вздымалась, и воздух со свистом высвобождался из поврежденных легких. Тяжело и больно было Багоасу наблюдать за страданиями Александра, он нежно гладил его спутанные пряди.
- Я люблю тебя, - одними губами произнес Александр. Взгляд, только что ясный, внезапно потух, тяжелые веки закрылись, и рука бессильно упала на кровать. Он уже перешагнул порог иного мира, серебряная нить оборвалась. Евнухи, которые сторожили вход в спальню заглянули внутрь, и, увидев, что царь мертв, подняли горестные вопли, оплакивая господина, как это принято в Персии.
Багоас приподнял на свои руки Александра и явил свой образ аннунаки. Роли поменялись, теперь великий царь был словно маленькой хрупкой куклой на руках мощного великана, который возвышался над ним. Холодные слезы капали на остывшее тело любимого, и ужасно жаль было оставлять это драгоценное тело. Сколь часто эти некогда сильные руки обнимали его, а губы нежно целовали. Дом опустел, и Багоас поспешил проститься с ним и отправиться на поиски самого хозяина. Недолго согнувшись, он обнимал тело царя, в немой печали и слезах. Когда бог солнца поднялся на востоке, оповещая о новом дне, на плач евнухов пришли все слуги и придворные, чтобы проститься с царем. Багоаса уже не было. Тело Александра покоилось в величественном спокойствии, а на едва побледневших губах, хранился прощальный поцелуй, мимолетный, как сама жизнь Александра. Лик его был удивительно прекрасен, а на груди лежала прекрасная алая роза – символ вечной любви.

Начало новой жизни
Сначала он падал в ужасающую пропасть, леденящий страх парализовал все его тело и разум. Он падал, стукаясь об скалы, с торчащими оттуда ножами и лезвиями. Его тело разрезалось на части, кровь хлестала фонтаном. Один, особенно острый меч прошелся прямо через шею, острая боль мгновенно пронзила все существо. Голова должна была отсоединиться от тела, но ничего не происходило. Все части были на месте, даже, когда он должен был рассыпаться на мелкие части. Он слышал душераздирающие крики, просьбы о помощи, молитвы. Он понял, что уже переступил ту грань, которую называют смертью. Дальше, он рухнул на невидимое пекло. Александр почувствовал сильный жар, будто он горел на костре. В безумии он метался во тьме, где видел всплески адского пламени. Тело изнывало от ужасающей боли, жажда и голод мучили его. От бессилия он не мог идти, он плакал и звал на помощь. Тьма становилась все гуще и плотнее, огонь становился все горячее. Он упал на горящие угли и почувствовал, как его кожа лопается, трещат сухожилия, мясо шипело и дымилось. Он кричал, а вскоре не осталось сил, чтобы кричать. Из дыма появились скрюченные люди, обгоревшие, с оторванными конечностями, с содранной кожей или изувеченные до смертельного состояния. Кто-то ползал, ибо не было ног, кто-то передвигался на руках, кто-то на одной ноге. Несмотря на их ужасающее состояние, они были живыми. Они нечеловечески стонали от боли, шептали что-то и стали подступать к Александру. Тот от страха вскочил и хотел убежать, но эти люди были повсюду. Он понял, что они такие же жертвы, как и он.
- Кто вы? – закричал Александр. Один из людей, с содранной кожей и обгоревшими конечностями прошептал, изрыгая кровь:
- Александр, это я… Клит. Помоги мне, мне так больно…
Не успел Александр сказать и слово, как из углей появился огромный жуткий черный демон с огненным лицом. Он погнал людей огромным мечом и ревел оглушительней грозы. Все разбежались, и Александр остался один. Он осмотрел себя и увидел, что выглядел не лучше Клита, пальцы на руках и ногах обгорели, торчали кости и куски мяса… он не мог больше смотреть на себя. Не понимая, сколько он скитался там, где безумие и боль одолевали его все сильнее. Слезы потекли из глаз, он вспомнил о Багоасе: «Мой милый мальчик, где же ты… я так хочу сейчас оказаться в твоих прохладных объятиях, увидеть твой взгляд и улыбку» Сознание медленно покидало его воспаленный мозг. Пустота. Боль вдруг исчезла, и появился тонкий луч голубовато-лилового цвета. Александр понял, что идет к этому лучу, протягивая руки. Повеяло освежающей прохладой, послышался из глубины чистый голос: «Искандер, иди ко мне».
«Мой Багоас» - подумал Александр. Он шел, изо всех сил тянусь к голосу, хотя ноги увязали в пучине непонятной вязкой жидкости, а тело было парализовано сильной усталостью. Свет становился ближе и ярче, повеяло ароматом роз. Он вышел из тьмы и оказался на белом пустыре. Он осмотрелся - сам он стоял на тропе усыпанной человеческими костями, позади была стена плотной тьмы, в которой поблескивали адские огни и красные молнии, где слышались дикие крики. Тропа уходила вперед, в туман, где расплывался голубоватый приятный свет. Голос доносился оттуда:
- Ну же, скорее, иди ко мне. Не останавливайся.
Александр пошел на голос, к свету, и увидел, что тропа сменилась, ее покрывали теперь лепестки алых роз, мягкие и нежные, а по бокам тропы росли кусты цветов. Пустынный пейзаж сменился прекрасной весенней рощей. Вокруг были голубые озера и прозрачные ручейки, через которые были перекинуты хрустальные мосты. Белоснежные беседки чудаковатой формы и золотые фонари с голубоватым светом были раскинуты то тут, то там. Никого не было из живых душ, и это было странно. Его тело тоже изменилось, оно стало таким как прежде, только прекраснее. В звонкой тишине слышалось чистое пение и божественная музыка, слишком прекрасная, чтобы земной слух услышал ее. Затуманенный и шокированный разум Александра не желал понимать происходящее. Ноги подкосились, и он упал на что-то мягкое. Когда он открыл глаза, то увидел родное и прекрасное лицо Багоаса. Тот держал его в объятиях, смотрел на него огромными глазами, улыбался и говорил:
- Ты дошел. Все хорошо, ты со мной. Скажи, что любишь меня больше всего на свете.
Александр протянул руку, дотронулся до его щеки и прошептал сквозь слезы:
- Люблю.

Багоас заплакал, но то были слезы радости, он крепко обнял Александра и крепко поцеловал в губы. Александр так расчувствовался, что не мог ничего произнести. «Мой бог, моя любовь», - подумал он, сжимая любимое тело крепче. Странный звук, похожий на шелест или свист, и прикосновение ветра заставили Александра открыть глаза и увидеть невообразимое зрелище: Багоас держал его в объятиях и летел с огромной скоростью между, сверкающих всеми прелестями, мирами. Космические красоты проносились мимо, разноцветные туманности, облака, кометы, гигантские горы и деревья, невиданной красоты и фантазии существа, птицы и звери, могучие боги, летающие на прекрасных воздушных кораблях, светлые духи природы, наги и крылатые ангелы. Александр увидел огромную гору, всю из чистого сверкающего золота, пульсирующую разными цветами, словно она была северным сиянием. Гора была настолько огромной, что взгляд не мог охватить ее. Она возвышалась верх и опускалась вниз. За считанные мгновения они оказались внутри горы. Все космическое великолепие было заключено там, но образовывало некое подобие прозрачного туннеля. Багоас продолжал лететь и неясно куда, наверх или вниз, ибо у вселенной нет потолка или дна. Александр крепче вцепился в возлюбленного и спросил:
- Багоас, что происходит? Где мы? Где я был, и куда мы сейчас летим?
Багоас ответил, и голос его звучал в голове Александра:
- Ты оставил свое физическое тело, там, на Земле, в мире людей. Ты попал в ад и страдал там за свои грехи. Но не долго, ибо ты не сильно грешил. Каждую боль, которую ты почувствовал, была болью тех, кого ты несправедливо убил или мучил, будь то человек или животное. Ты творил и добрые дела, жил по чести и старался помочь другим, строил храмы и славил Бога. Сейчас мы летим через вселенную, к новой жизни. Ко мне. Помнишь, что я тебе говорил?
- Да, помню. Аннунаки. Семьдесят три тысячи лет жизни в божественном мире, вечная любовь, с тобой, - он подумал и спросил, - а почему ты спросил о том, люблю ли я тебя больше всего на свете? Это было важно?
Багоас помолчал, взглянув на Александра внимательными проникновенными глазами, и ответил:
- Важно. Над тонким миром стоит любовь, и только истинная любовь может победить абсолютно все. Если бы ты не любил меня больше всего и всех, я бы не смог быть с тобой. Таков закон. Ты остаешься с тем, кого больше всего любишь.
- Правда? Это же чудесно! А…если я любил бы Гефестиона больше…то куда бы я сейчас попал?
- К Гефестиону. Но я сомневаюсь, что он мог бы тебе помочь. У него сейчас свои проблемы.
- А что с ним?
- Ну… он ушел раньше тебя на восемь месяцев и за это время успел родиться в другом месте, в другом мире, в другом теле.
- Ему сейчас плохо, да? Что с ним? Говори! – обеспокоено спросил блондин.
- Не бойся, с ним все хорошо. Он тебя пока не помнит. И кстати, он к твоему сожалению не бог, так что и не мечтай даже! – усмехнулся Багоас.
- Бедный Гефестион! Как же он там…
- Потом узнаешь. Вы встретитесь, но потом. Не сейчас.
- Обещаешь?
- Обещаю.
Александр радостно поцеловал его в щеку.
Необъятные земли иного мира открылись взору. Блаженная страна аннунаки. Она сияла как шестнадцать лун, источая мягкий и нежный свет. Хотелось пить этот свет. Мистический, немного жутковатый и холодный, но такой гипнотический и притягательный. Планета богов манила к себе, своей неземной красотой и великолепием. Чем ближе они приближались к ней, чем красивее и удивительней была ее природа. Все, как описывал Багоас. Александр зажмурился, не в силах вынести такого счастья. Впереди была целая жизнь, прекрасная, долгая, семьдесят три тысячи лет! Это очень долго, для человека – вечность. И лукавый взгляд Багоаса многозначительно обещал, что это жизнь будет к тому же насыщенной и не скучной.

Конец

От автора.
Рассказ был вдохновлен прекрасной книгой Мэри Рено «Персидский мальчик», а также, научной книгой профессора Бриан Пьер «Дарий в тени Александра». Многие факты были почерпнуты из разных научных и исторических источников. В этом рассказе я акцентирую внимание на Багоасе, возлюбленном Александра, и на его отношениях с царем, так как я нахожу этого персонажа интересным и привлекательным. Среди поклонников Александра и Гефестиона, он не столь популярен, о нем написаны множества научных статей, но мало художественных и романтических произведений, что стало толчком для создания данного рассказа. Как известно, именно Багоас, а не Гефестион, назван эроменосом (сексуальным младшим возлюбленным), и исторически известно, что Александр «чрезвычайно любил его», их связывали не только нежные чувства, но и сексуальные. Что касается Гефестиона, то нет твердых доказательств о том, была ли между ним и Александром сексуальная связь, однако, это не мешает им быть близкими возлюбленными, поэтому я не стал акцентировать сексуальный аспект их отношений. Я думаю, что Александр и Гефестион прошли сексуальную стадию в юности, позже их влюбленность не угасла, а переросла в братскую любовь и крепкую дружбу. С Багоасом все яснее, он неоднократно упоминается именно как сексуальный партнер Александра. Мне нравятся их отношения, их любовь и нежная привязанность друг к другу. Многое в рассказе придумано из моего воображения, но и многое, особенно общая линия, отношения, описания и события имели реальное существование.
Цитата о гомосексуальности: «Намёк на склонность Александра к гомосексуальности. Гомосексуализм античной Греции имел свои особенности и не считался антисоциальным; любовь к женщинам, как думали эллины, вела мужчину к разнеженности. Выводы о том, что Александр был склонен к гомосексуальности больше, нежели к гетеросексуальности, сделаны ещё античными авторами. Арриан, Плутарх, К.К. Руф, и многие другие с восхищением упоминают об удивительном целомудрии Александра к женщинам, рассказывая только о некоторых его романах. Эти же авторы говорят о поразительной дружбе Александра и Гефестиона - а-ля Ахиллес и Патрокл, и о влечение Александра к Багоасу (своему персидскому прислужнику - евнуху)»

Далее: «Античные авторы, Плутарх, Куртий и Афиний, упоминают об эксцентричной любви Александра к язычнику евнуху Багоасу, который попал к нему из свиты царя Дария и после смерти Гефестиона был с Александром до его последних дней. «Будто для этого не было приближённых одной с Александром веры!» — сетовали древние авторы.
Обратите внимание: античные летописцы считали увлечение Александра Багоасом «слегка эксцентричным», но не потому, что это был юноша, а только потому, что он был «язычник». Но Александр полагал идеалом единство человеческой расы. И такие воззрения не разделяли многие его соратники. Связь своего государя с персидским юношей они считали такой же причудой, как и ношение им восточных одежд. Как рассказывали современники, солдаты Александра краснели и отворачивались, когда царь прилюдно занимался любовью с красивым юношей-евнухом Багоасом»

На счет красоты Багоаса были описания, что он более, чем кто-либо обладал несравненной красотой, а также, он был не только возлюбленным царя, его сексуальным партнером, но влиятельным советником, во многом повлиявшим на политику Александра.

Цитата из книги «Дарий в тени Александра»: "Прибыли они в один из городов Гиркании, где у Дария был дворец; там Набарзан, получив предварительные гарантии, представился царю, принеся значительные дары. В числе их был Багоас, евнух несравненной красоты и подобный только что распустившемуся цветку: он был близок Дарию (cui et Dareus adsuetus fuerat), а затем стал близок Александру (et mox Alexandres adsuerit). Его мольбы, более чем что-либо другое, побудили Александра простить Набарзана".
"Александр также страстно любил мальчиков (philopais). В любом случае, в своей книге "О жертве, принесенной в Илионе" Дисеарх говорит, что он был настолько полон любовью к евнуху Багоасу, что на глазах у публики, собравшейся в театре, он наклонился вперед и нежно поцеловал Багоаса, и в то время, пока толпа аплодировала и кричала, он снова опустился и обнял его как ни в чем не бывало"
Что касается власти Багоаса, то многие авторы видят в нем отрицательную фигуру, считая, что он слишком много на себя взял и злоупотреблял властью, например, в той же книге Бриана Пьера описывается такой момент: «Орксин в момент смерти выкрикивает последнее оскорбление своему истязателю: "Мне говорили, что прежде женщины царили в Азии,но сейчас новое время - наступило царствование кастрата!" Низведенный до статуса более низкого, чем статус женщины, Багоас превращен, таким образом, во вредное создание, близкое к одноименному "Багоасу Древнему", "евнуху со злым характером и агрессивным темпераментом", который манипулировал царями от Артаксеркса III до Дария III, низведенными до состояния марионеток. Известный тем, что он устранил первого Багоаса (Багоя), которому "он был обязан троном", - согласно одному из постоянно повторяющихся сюжетов македонской пропаганды, - Дарий оказался в извращенной и неограниченной власти столь же презренного и предприимчивого, но более молодого евнуха с тем же именем, который заразил азиатскими пороками всю душу победителя.»
Речь идет о том, что Багоас мог управлять Дарием, а затем и Александром, но я думаю, что «управлять» слишком сильное слово в данном случае. Багоас мог ловко манипулировать ими, но не из жажды власти, как пишут многие авторы, а из любви к Дарию и Александру, из высоких соображений или целей, например таких, как объединение Персии и Македонии.
«Особенно красивый и юный евнух Багоас был представлен в качестве подарка Александру Македонскому. По Курцию, этот спутник, после, оказали сильное влияние на Александра, который чрезвычайно любил его»
Можно взглянуть на историю с другой стороны, и как сказано выше, «управлять» заменить на «повлиять», хотя суть остается той же, однако впечатление совершенно иное.

После того как Александр умер, Багоас внезапно исчез. Античные авторы не упоминают о нем далее, и это поспособствовало идеей моему сюжету, где Багоас после смерти царя, улетает в свой мир, забрав душу Александра.
Об аннунаки. Изначально, почти все, что касалось аннунаки, их внешности, характера, развития и пола, было создано из моего воображения, но по какой-то мистической причине, все, что описано в моем рассказе совпало с научным видением аннунаки, и их реальными описаниями. Так что, можете не сомневаться на счет сходства реальных аннунаки, с моими.
О выдуманных персонажах. Эрикл, Гудари, Аракс и Фарнук являются выдуманными. Божество Астара действительно существует в шумерской мифологии, известное под именами Иштар и Иннана. Также, Ариман (Ангри-Манью, Ахри-маниус) в зороастризме является темным началом, злым духом, с которым ведет борьбу Ахурамазда (Ормузд).
Коротко о положении евнухов при царском дворе, так как многие читатели, возможно, не знают об этих странных индивидуумах:
«В Ассирии, скопцы с такими названиями как rab sha reshi ("главный евнух"), rab shaqe ("главный виночерпий"), или sukkallu ("второе высшее должностное лицо в империи") занимали высокий признанный авторитет после царя; и они часто именуются "великими". Первоначально ценились как руководящие персоналом в женской половине дворца или гарема (хотя последний термин происходит от харам, позже в арабском языке, означающий "незаконный"), эти королевские слуги способствовали царю во многих других ролях, таких как домашняя прислуга, дворцовые чиновники, государственные деятели, и генералы.
Королевские телохранители, которые сопровождали царя в его поездках и походах, были составлен в основном из евнухов. Многие евнухи служил армейскими офицерами. Евнухи были направлены в качестве иностранных посланников, они направляли депортацию целых народов, и многие служили писцами и секретарями» - (Eunuchs in the OT, Part 2
Castration in Ancient Assyria, Babylonia, and Persia: By Bruce L. Gerig)

Багоас был евнухом и прекрасным юношей, и неспроста его главной силой выбрана магия.
В древние времена, евнухи и юные прекрасные мальчики считались ближе к потустороннему миру, чем прочие люди - отсюда истории как о явлении им ангелов и богов, колдовстве и магии. Евнух выступал посредником между обычными людьми и недоступными им сферами: мужчины – женщины, император – подданные, здешний мир – потусторонняя реальность. Евнухи были посредниками между божественным и земным миром, они наделялись даром благословлять и проклинать, от того, люди боялись оскорбить евнуха. В категорию евнухов входили, как правило, не только кастраты, но также гермафродиты, гомосексуалы, андрогинны и транссексуалы. Они были жрецами и оракулами в храмах, проводили ритуалы, танцевали и пели на праздниках, свадьбах, важных церемониях, а также, благословляли новорожденных детей, занимались гаданием и ворожбой.
В Персии, вся царская династия была связана с аннунаки – небесными могущественными существами, создателями шумерской цивилизации. Они вели свой род от них, они почитали их, вся шумерская символика пронизана эзотерикой аннунаки. Так как евнухи были максимально приближены к образам аннунаки, полумужчина, лишенный сильного плотского желания, выглядевший как женщина, но имеющий силу и разум мужчины, то не исключено что многие из властвующих евнухов были посланцами аннунаки, или являлись ими. Жизнь древних царей и правителей была тесно связана с аннунаки, это не было их воображением или выдумкой. Шумерские таблички гласили о том, что аннунаки реальные существа, которые помогали людям, управляли ими, давали блага цивилизации и научили всему, что человечество имело в те времена.